– В поездах орудует масса молодых преступников. Но пока не были замечены на Нантской ветке. Если это они и если мы их схватим, есть шанс, что вы получите часть ваших вещей. Но не рассчитывайте, что вам вернут деньги.
– Я осталась совершенно без средств. У меня нет ничего. Пропал даже мой билет на поезд.
– В городе есть женский монастырь. Идите туда, переждите, пока не свяжетесь с вашим мужем или родными. Я довезу вас туда, когда поеду в полицейский участок составлять рапорт.
Жандарм простился с Лизетт у дверей монастыря. Это было старинное мрачное здание из серого камня, производившее довольно суровое впечатление. Массивную дверь открыла пожилая монахиня с добрым морщинистым лицом. При виде убитой горем Лизетт она проявила искреннее сочувствие.
– Входите, дитя мое, – гостеприимно пригласила она. – Я сестра Дельфина. Прошу вас, входите, что бы ни привело вас сюда.
Когда Лизетт вошла в вестибюль, выкрашенный белой краской, перед ее глазами все вдруг закружилось, и она как подкошенная упала на каменный пол.
Глава 10
Очнулась Лизетт на деревянной скамье, а рядом находилась сестра Дельфина, которая держала у ее носа ароматическую соль. Чуть поодаль, с интересом глядя на Лизетт, стояла другая сестра – помоложе, и держала в руке стакан с водой.
– Как вас зовут? – осторожно спросила сестра Дельфина, помогая ей подняться.
– Лизетт Декур.
Лизетт взяла стакан, жадно сделала глоток.
– Спасибо за заботу.
– Наш монастырь – прибежище для всех нуждающихся женщин любого возраста, – проникновенным ласковым голосом проговорила сестра Дельфина. – Итак, если вы чувствуете себя достаточно окрепшей, настоятельница нашего монастыря, матушка аббатиса, хотела бы с вами поговорить.
Кивнув, Лизетт поднялась с лавки. Более молодая монахиня, назвавшая себя сестрой Мартиной, провела ее по галерее с каменными полами в кабинет настоятельницы. Постучав в дверь, она вошла внутрь и, доложив о приходе Лизетт, удалилась.
Аббатиса сидела за большим письменным столом. Это была женщина строгого вида с острыми серыми глазами и жесткими губами. Ее лицо было таким же белым, как ее накрахмаленная камилавка. Казалось, она никогда не выходила на солнечный свет.
– Присаживайтесь, Лизетт. Что привело вас сюда? Лизетт села на предложенный ей стул и начала сбивчиво рассказывать свою историю.
– Меня ограбили в поезде по пути в Нант. Осталось только то, что на мне. Я заявила о краже жандарму, и он, узнав, что мне некуда идти, привел меня сюда. Я рассчитываю на вашу помощь.
Аббатиса не отрывая глаз, смотрела на Лизетт.
– До Нанта отсюда еще довольно далеко. Какова цель вашей поездки?
Выслушав Лизетт, настоятельница кивнула.
– Значит, вы хотите остаться здесь до утра, а потом попытаться связаться с вашим мужем?
– Я не замужем, и у меня нет семьи. Некому прийти на помощь.
В данном случае не было никакого смысла повторять легенду о муже – моряке дальнего плавания. На лице аббатисы не дрогнул ни один мускул.
– У вас есть друзья?
– Да, но среди них нет ни одного, к кому я могла бы обратиться за помощью.
– И как вы представляете себе ближайшее будущее? Лизетт провела кончиками пальцев по лбу.
– Не знаю, матушка аббатиса, – устало ответила она. – У меня не было времени подумать об этом.
Аббатиса откинулась на спинку стула.
– Я вижу, вы еще пребываете в состоянии шока. Думаю, сейчас нет смысла обсуждать ваши проблемы. Вы можете остаться здесь до утра. Завтра мы снова поговорим и решим, что делать дальше.
После ужина, состоящего из супа и хлеба, Лизетт нашла укромный уголок, собираясь вышвырнуть фальшивое обручальное кольцо, но вовремя опомнилась. Оно ей еще может понадобиться, когда она покинет стены монастыря. Она сунула кольцо в карман и стерла зеленоватое пятно на пальце, на котором постоянно оставался след от латунного украшения. Потом сестра Мартина, ждавшая в вестибюле, провела ее в общую спальню невероятных размеров, в которой около тридцати женщин всех возрастов готовились ко сну. Среди них оказалось несколько беременных, другие были с жадными взглядами и настолько истощенные, что походили на скелеты. От усталости они не могли говорить друг с другом, а просто валились на кровать, натянув на себя одеяло. Но многие с любопытством смотрели на Лизетт, когда она шла к своей кровати, стоявшей в похожей на келью нише в дальнем конце дортуара.
– Закройте дверь на засов, – посоветовала сестра Мартина и со светильником в руках вышла из комнаты. – Иначе я не ручаюсь за ваше платье и драгоценности. За ночь вы можете потерять и их.
Лизетт последовала совету монахини, затем развернула холщовую рубаху, которую ей выдали в монастыре. Такие же были на женщинах, собиравшихся лечь спать. Рубаха казалась чистой, но от нее сильно пахло карболовым мылом. Постельное белье – в заплатах, но без пятен и хорошо отутюжено. Стирка, видимо, была одним из важных послушаний в монастыре, подумала Лизетт. Забравшись в постель, она почувствовала, что матрас такой же жесткий, как и подушка, но была благодарна и за этот кров.