Аттракцион любви

Джоанна провела ее в просторную гостиную. Ничего подобного Лизетт никогда в жизни не видела. Диваны и кресла были обиты шелками и парчой роскошных цветов – от малинового до пурпурного и фиолетового и расшиты золотом и серебром. Повсюду были раскиданы большие подушки из мягкого бархата с золотым шитьем, а пол покрывали роскошные персидские ковры. На окнах висели шелковые шторы в фиолетово-бордовых тонах, а на стенах оливкового цвета – не менее дюжины гигантских живописных полотен. Огромный камин с обеих сторон украшали фигуры кариатид, служившие опорой для массивной мраморной каминной полки, над которой высилось огромное зеркало в золоченой раме.

– Потрясающее великолепие! Какая экзотика! – воскликнула Лизетт, ошеломленная интерьером, стараясь охватить взором все детали этой сокровищницы цвета и роскоши. – Я в полном восторге! Остальные комнаты в таком же духе?

– Нет! Этот интерьер декорирован специально по моему заказу. Моя матушка, увидев такие «хоромы», чуть не упала в обморок.

– Да, думаю, ей по душе было бы что-то в другом стиле. А картины на стенах – твои работы?

Лизетт уже собралась внимательнее их рассмотреть, но Джоанна удержала ее.

– Еще успеешь налюбоваться. Я покажу другие мои работы – в мастерской наверху. А сейчас выпьем шампанского – за здоровье ее величества. Кажется, я говорила, что держу двух служанок и повара, но сегодня всех отпустила, чтобы они повеселились, посмотрели на праздничный Лондон в такой торжественный день.

На низком столике уже стояли два бокала, а в ведерке со льдом охлаждалась бутылка шампанского. Джоанна лихо ее откупорила.

– Я, конечно, догадывалась, что ты живешь не в лачуге, – сказала Лизетт, когда они расположились в креслах, – но этот дворец, слуги… Да, я вижу, ты поскромничала, описывая в письмах свою жизнь.

Джоанна, покачав головой, наполнила бокалы шампанским.

– Знаешь, я бы рада похвастаться, что мои картины раскупают, когда на холсте еще не высохли краски, но это, к сожалению, далеко не так. – Она подняла бровь. – Я думала, ты знаешь, что мой отец оплачивает аренду дома, жалованье прислуги и прочие расходы. – Джоанна хитро подмигнула. – Он и моя мать считают, что этот дом в Блумсбери – обитель греха, а я сама, как они выражаются, путаюсь со всяким «артистическим сбродом», о котором они не желают ничего слышать. Но я тебе так скажу, моя милая Лизетт: как бы то ни было, у меня есть неплохой дом, и это самое главное. – Она протянула бокал Лизетт и села напротив. – В общем, мои дорогие родители ничего не смыслят в моей богемной жизни.

– И все-таки они никогда тебе ни в чем тебе не отказывали, всегда проявляли щедрость. Разве не так?

Джоанна задумчиво покачала головой.

– Да, они не отказывали мне ни в чем, – с улыбкой признала она. – Хотя мне пришлось выдержать с ними нешуточный бой, прежде чем они согласились на мою учебу в Париже. Конечно, их можно понять. Слава богу, они так и не узнали, что мой дорогой наставник занимался со мной не только живописью. – В ее глазах сверкнул веселый огонек. Джоанна подняла бокал. – За нас! Давай выпьем за королеву, чтобы она долго жила и чтобы Эдуард, принц Уэльский, подольше не вступал на престол.

Они выпили, и Джоанна, снова наполнив бокалы, уселась на пол в ногах у подруги.

Лизетт удобно расположилась, откинувшись на мягкие подушки.

– Мы не виделись с Нового года, а мне кажется, будто и не расставались.

– Ты права. Дружба не знает границ, – ответила Джоанна, сделав глоток шампанского. – Но я не забыла, как ты заставляла себя ждать месяцами, не объясняя причину своего бегства.

– Знаешь, я просто не хотела нагружать тебя своими проблемами.

– Да, я знаю, – Джоанна сделала паузу, повертев в пальцах ножку бокала. – Кстати, несколько недель назад я лицом к лицу столкнулась с Филиппом.

– В Лондоне? – удивленно спросила Лизетт.

– Да, мы встретились совершенно случайно на одной из выставок в Национальной галерее. Мы оба оказались у одной картины и страшно удивились, увидев друг друга. Потом я пожалела, что сразу не отошла от него. Надо было сделать вид, что не заметила его.

– Насколько мы его знаем, он никогда не интересовался искусством. То, что он расхваливал мои акварели, не в счет. Ты еще помнишь, что я когда-то увлекалась акварелью?

– Говорят, его жена – большая любительница живописи. Она американка из Бостона. В тот день на ней было очень дорогое и элегантное платье. Красивая женщина примерно его лет, с твердым подбородком и жестким ртом. Судя по всему, она вряд ли потерпит его измены.

– Ты думаешь, они подходят друг другу?

– Кто знает? Мы видели друг друга не больше двух-трех минут. – Глаза Джоанны вдруг заиграли. – А сейчас я расскажу тебе самое интересное. Стоя за спиной жены, он наблюдал, куда я пошла, и ровно через пять минут вдруг снова всплыл передо мной. Долго расспрашивал меня о тебе – где ты, как живешь.

Лизетт побледнела.

– Надеюсь, ты ничего ему не сказала?

– Конечно, нет! Мне кажется, я очень удачно ответила: эти вопросы надо задать твоей мачехе. Он покраснел от злости и гордо удалился.

Откинув голову, Лизетт рассмеялась.