Аукцион невинности. Его трофей

Или у него вообще дури хватит подстроить свою смерть, сделать пластику, и явиться ко мне, чтобы я и знать не знала, что это он. В этом случае ещё ведь наверняка не признается, что это он и есть, когда у меня будет крышу рвать оттого, что этот вот мужик так похож на моего, того самого, якобы погибшего Адама.

Или… Да десятки вариантов! Вопрос в другом. Готова ли я к такому варианту, что он без меня вдруг поймёт… или я пойму… Или… Да иптыть жеж нахрен растудыть всё это налево! Адам! Да пошёл ты!

Не выдерживаю. Зарываюсь пальцами в его волосы. Наклоняюсь к нему, глажу по широкой спине.

— Вика, — глухо говорит он.

Твою мать, Адам. Ну какого хрена?! Какого хрена, Адам, какого нахер хрена!

Мы говорим одновременно.

— Не отпущу, — говорит он.

— Не отпускай, — выдыхаю я.

Отстёгивает мой ремень, хватает мою талию, поднимает с кресла.

Обхватываю его за шею, стискиваю его пояс ногами.

— Зачем надевал на меня джинсы? — шепчу сквозь слёзы. — Неудобно же будет их рвать.

Смеётся. Смотрю ему в глаза. И он замирает. Не сводит с меня сияющего взгляда.

— Я у тебя очень сильно не нормальная, — улыбаюсь я, искривляю губы. — А ещё я плачу некрасиво.

— Ты самая красивая, что я видел в жизни, Вика, — шепчет он и тянется к моим губам.

Целует нежно-нежно… У меня прорывается рыдание, стискиваю его как можно сильнее. Как будто действительно боюсь, что отпустит. Отпускает мои губы, смотрит, смотрит, смотрит… Чёрт, Адам, как же я тебя ненавижу…

— Я так тебя ненавижу, что жить без тебя не смогу, — усмехаюсь я.

— Я так тебя люблю, — отвечает он, — что ненавижу себя за то, что не могу любить тебя сильнее.

Глажу его ладонями по лицу. Рассматриваю. Держит меня трепетно. Легко-легко. Как пушинку.

— Ты мой рыжеволосый ангел, Вика, — шепчет он. — Ты ведь останешься со мной?

Всхлипываю. Щёки все мокрые. Знаю, что я сейчас вся в красных и белых пятнах. Хорошо, что тут нет зеркала. Потому что красивого на моём лице вот совершенно точно совсем-совсем ничего нет, так, мокрое смятое пятно, а не лицо.

А этот дурак не сводит с меня восторженных глаз.

— Останусь, — выгибая губы в кривой дрожащей улыбке, соглашаюсь я. — Только у нас точно не будет по-нормальному.

— Давай не будем по-нормальному? — улыбается он, продолжая меня разглядывать.

Его взгляд скользит по моим щекам, опускается на губы, поднимается на волосы, задерживается на сморщенном лбу, снова спускается вниз, к моим подрагивающим губам.

— Давай не будем, — я киваю.

Молчит. Смотрит. Держит. Я всхлипываю, шмыгаю носом. Промаргиваюсь.

— Ты ещё долго меня так будешь держать? — усмехаюсь я.

— Я жду, когда это станет достаточно ненормальным, — сообщает с улыбкой он.

Меня разбирает смех. Притягиваю себя к нему, прижимаюсь губами к его губам. Он осторожно целует меня. Крайне медленно и бережно ставит меня на ноги.

Обхватывает ладонями моё лицо, растирает большими пальцами слёзы на щеках.

— Сколько тебе нужно ещё времени поплакать? — приподнимает брови он.

— Думаю, за две минуты управлюсь, — хмыкнув, отвечаю я.

— Хочешь отпуск? — спрашивает Адам.

— Очень хочу. Правда я не работала.

— Вообще-то сейчас планировался твой отпуск. От меня, — говорит он предельно серьёзно.

— Ты издеваешься? — возмущаюсь я. — Я тут вообще-то ещё две минуты плакать собралась, а ты их тратишь.

— Мне нужно твоё согласие на поездку туда, куда я хочу тебя сейчас отвезти, — говорит он, всматриваясь в мои глаза.

— Вези куда хочешь. Только вот, чтобы поплакать, у меня ещё есть законные полторы минуты, и ты…

Не получается договорить. Адам обрушивается жадным, властным, жёстким поцелуем на мои губы, просто сминает их напрочь, стискивает меня в ручищах. Я даже чуть пугаюсь этого, но тут же понимаю — вообще нигде ничуть никак не больно, совсем-совсем, даже прикусывает мои губы с жадной осторожностью…

От осознания этого срывает уже меня. Целую его в ответ как бешенная. Прижимаюсь к нему, отвечаю на поцелуй отчаянно, кажется, начинаю рвать на нём рубашку… потому что пуговицы летят в стороны.

— Тихо, тигрица, ты чего? — смеётся Адам, когда я начинаю его беспорядочно целовать по лицу, — а как же полёт?

— Нахер его! — заявляю я. — Меня тут увозить собираются в неизвестном направлении, а даже не отжарили ещё толком. Я всё жду-жду…

Вот теперь Адам смеётся громко и свободно. Любуюсь им. Как-то сразу опускает плечи, расслабляется, выпускает из себя напряжение.

— Ты мой ангел, Вика, — легко целует мои губы. — Отжаривать я тебя буду потом. Садись и жди.

Возмущённо пыхчу. Я-то тут только что хотела его спровоцировать на что-нибудь эдакое, страстно-ненормальное. Но, похоже, у этого синеглазого чёрта лимит на смену планов из-за меня исчерпан.

Усаживает меня в кресло, пристёгивает.

— У тебя ещё минута поплакать, — он касается моего подбородка и выходит из салона в сторону кабины.

Плакать мне, естественно, больше не хочется. Хрен его знает, чем я там думала. Плевать на всё. На доводы разума и прочее. Даже если у нас с ним долго не продлится. Плевать.

Хочу быть с ним. Нормально или не нормально, как угодно. Лишь бы с ним.