Все ясно, Итало потерял над собой контроль и готов наделать новых ошибок. Умирают всего лишь раз… Моше неопределенно пожал плечами.
— Ну вот, дон Этторе, теперь вы знаете столько же, сколько и я…
Он чуть не сказал, что умолял Итало вернуться в Нью-Йорк, бросить все и подождать, пока он уладит дела. Вдруг он почувствовал, как усталость сковала его тело.
— Возможно, он на пути в Нью-Йорк, — неуверенно сказал Моше. — Может, он скоро позвонит мне?
Юдельман медленно встал.
— Куда собрался? — спросил Габелотти.
— Домой. Я свяжусь с вами, как только он даст о себе знать.
— Моше, — сердечно произнес Габелотти, — у тебя убитый вид… — Он обошел письменный стол и положил на плечо Юдельмана руку, толстую, как батон ветчины. — Я хотел бы, чтобы ты воспользовался моим гостеприимством… И еще — ты можешь мне понадобиться, когда я буду звонить в банк. Кроме того, мы же с тобой еще и компаньоны. Отдохни… Симеон проводит тебя в спальню. Симеон!
Симеон Ферро появился в ту же секунду, словно стоял за дверью, прижавшись к ней ухом.
— Слушаю, падроне!
— Я хочу, чтобы ты проводил моего компаньона Юдельмана в гостевую спальню. Посмотри, чтобы всего было в достатке.
— Будет исполнено, падроне.
У Моше сжалось сердце, но он сумел выдавить на лице жалкую улыбку.
— Вы правы, дон Этторе. Я должен отдохнуть. Искренне благодарю вас за гостеприимство.
— Твое согласие — большая честь для меня, — ответил Габелотти.
Как только закрылась дверь за Моше и Симеоном Ферро, он нажал на кнопку интерфона и резким тоном приказал:
— Взять Анджелу Вольпоне!
ГЛАВА 13
Двое сидевших негров ничем, кроме приятной внешности, не привлекали к себе внимания. Кожа одного из них была светлее, и он был одет с той небрежной элегантностью, которая присуща студентам американских университетов: джинсы, бело-голубые кроссовки и просторная футболка с огромными цифрами «11». Второй был в тонком свитере, твидовом пиджаке, фланелевых, горчичного цвета брюках и темно-коричневых туфлях.
Они были родными братьями, имели право на титул принца и являлись прямыми наследниками короля Кибондо.
Первый, Амаду Гезе, больше известный в Соединенных Штатах под кличкой Рокки, был одним из пяти самых высокооплачиваемых баскетболистов мира. Куаку Туаме, младше его на год, уже три недели находился в Париже по приглашению Комитета по атомным исследованиям. Несмотря на свои двадцать два года, Куаку, занимаясь проблемой изучения ускорения частиц, считался одной из самых серьезных надежд в области атомной физики.
Рокки и Куаку имели еще шесть братьев. Рост самого высокого равнялся двум метрам двадцати восьми сантиметрам, самого маленького — ста трем сантиметрам. В семье его любовно называли гномом. Куаку и Рокки занимали место в золотой середине: 216 сантиметров — первый, 220 — второй. В Бужумбуре, где они родились, этот рост считался нормальным.
Рокки прикладывал немалые усилия, чтобы увлечь своего брата игрой в баскетбол, где его физические данные в короткое время позволили бы ему заработать большие деньги. Но Куаку не проявлял интереса к деньгам. Ему нравилось заниматься фундаментальными исследованиями. Чтобы размять мышцы, он появлялся иногда на стадионе и показывал такие результаты в спринте, прыжках и метании, что краснели даже профессиональные атлеты.
Рокки позвонил ему из Нью-Йорка.
— Через восемь часов я буду в Париже. Освободись от всех дел.
— На какое время?
— На один-два дня.
— Куда отправимся?
— В Цюрих. Все объясню. Семейное дело.
Когда кто-то из Кибондо произносил священное слово «семья», все вопросы отпадали. Оскорбление одного из них считалось оскорблением всего племени.
Все братья вышли в люди: пятеро учились в университетах, двое стали профессиональными спортсменами, и только один Манго оказался «домашним ребенком» и остался дома, рядом с королем.
Инес была единственной сестрой, и братья обожали ее. Она много путешествовала по Европе, какое-то время жила в Риме, Лондоне, Париже, снимаясь в качестве фотомодели в престижных журналах мод.
— Что с ней случилось? — спросил Куаку у Рокки.
— Какой-то тип в Цюрихе неуважительно с ней обошелся.
Несмотря на то что каждый из них принадлежал к элите в своей области деятельности, был вхож в самые «узкие» круги, слово «неуважительно», имеющее отношение к члену их семьи, мгновенно срывало с них социальный лоск. Пробуждался зов предков племени Кибондо — отомстить!
Чтобы их сестра стала жертвой!.. Это было немыслимо!
— Не физически же над ней надругались? — обеспокоенно спросил Куаку.
— Она ничего об этом не сказала. Просто попросила прийти ей на помощь. Я подумал, что тебе доставит удовольствие выручить сестренку из неприятностей.
— Спасибо, — простодушно поблагодарил Куаку. — Думаю, разыскать обидчика больших трудов не составит.
— Насколько я понял, их несколько. Я однажды был в Цюрихе — крошечный городишко. Если они не сорвались с места, справедливость восстановим быстро…
Когда самолет коснулся колесами посадочной полосы и они встали, чтобы взять свои дорожные сумки из багажного отделения, все пассажиры с откровенным удивлением и восхищением уставились на них.