Кратчайший способ описать социально-аффективные нарушения у аутичных людей — сказать, что им не хватает эмпатии. В этом легко увидеть результат отсутствия построения модели психического. Недостаток эмпатии по существу заключается в непринятии во внимание чьих-либо ещё реакций и чувств как эмоционально значимых событий. Теперь мы можем видеть причину этого тревожного симптома. Причина, как совершенно ясно, не в "холодности" или эмоциональной уплощённости, или в некоем отсутствии мотивации, а, в первую очередь, в неимении подходящей концепции эмоций. Аналогия со слепотой будет ближе, чем аналогия с эмоциональным расстройством. В то время как в норме мы "считываем" мысли других людей и зачастую можем точно спрогнозировать, как они будут реагировать или вести себя, аутичный человек в этом смысле "читать мысли" не может.
Голос, жесты, взгляды, выражения лица и более широкий контекст подобных навыков обычно содержит сигналы, которые выразительны для нас, потому что мы можем интерпретировать их в терминах их отношения к психическим состояниям. Для случая аутичных детей Хобсон (1986a,b) показал, что идентификация эмоциональных выражений у них нарушена в поразительной степени. С точки зрения первичной неспособности представлять себе психические состояния, включая эмоции, этого следует ожидать. Однако гипотеза когнитивной дисфункции позволяет нам сделать дальнейшее предсказание: если аутичные индивиды выучат смысл различных сигналов (улыбка означает радость и т.д.), они всё ещё не будут в состоянии понять, почему люди часто скрывают свои истинные эмоции и, к примеру, улыбаются, когда не радостны. При обычном социальном взаимодействии мы принимаем невербальные сигналы не более буквально, чем вербальные сообщения. Без учёта огромного контекста и без работающей модели психического будет трудно увидеть, как может достигаться успех в их различении.
Теперь также стало возможным ответить на некоторые трудные вопросы, относящиеся к моральному развитию аутичных детей и их способности судить, что правильно, а что нет. Если им недостаёт построения модели психического, им должно быть очень трудно составить какое-либо суждение, принимая во внимание намерения. Они не будут понимать "преступное намерение" или что "но она имела лишь добрые намерения". Ожидается, что аутичные люди будут судить о проступке по его немедленному эффекту, а не по его мотиву. Обман пониматься не будет, так же как, предположительно, и противоположное, а именно — хорошие намерения, стоящие за неприятным инцидентом. Эта область ещё по сути не затронута исследованиями, однако ясно, что они будут полезны для проверки предсказаний, сделанных с точки зрения теории модели психического.
Одним из важных развитий построения модели психического, которое ещё по сути не затронуто, является осознание ребёнком самого себя. В самосознании легко увидеть следствие осознания психики. Нет оснований проводить различие между способностями отображать психические состояния других людей и собственное. В случае, когда мы рассматриваем состояние нашей собственной психики, эта способность к отображению представляет собой самосознание. Знание, что мы знаем и думаем о наших собственных мыслях, — это достижение, предполагающее способность к обработке процессов высшего порядка. Здесь недостаточно представлять в сознании, что происходит в окружающем мире, но мы также должны представлять факт, что мы можем представить мир. Мы можем перефразировать знаменитое изречение Декарта: "Я мыслю — следовательно, я существую" следующим, намного менее элегантным образом: "Я знаю, что я думаю, следовательно, я есть я".
Из нашей гипотезы будет следовать, что у аутичного человека будет иметься отличное и нерефлективное ощущение себя. Это самоощущение будет преимущественно включать осознание себя как телесного объекта, но может не включать осознание себя как психического субъекта.