АУТОДАФЕ ЛЮБВИ (СИ)

– А насчет сложности экзамена… – профессор пожал плечами и небрежно взмахнул палочкой, в воздухе за его спиной засветилось объемное изображение головного мозга. Оно медленно вращалось по трем осям, время от времени невидимый скальпель делал разрезы, делящие мозг вдоль и поперек. Несколько стрелок тянулись к лобно–теменным отделам коры и подкорковым структурам, выделенным красным цветом. – Я не собираюсь читать вам лекцию о морфологических структурах, ответственных за хранение информации в головном мозге, это вы изучаете на уроках «Легилименции», но вы должны всегда помнить о том, что любая гипнотическая защита, даже самая изощренная, лишь препятствует случайной выдаче информации – во сне, под воздействием легилимента или от применения «Веритасерума», – профессор помолчал, колко всматриваясь в напряженные лица курсантов, а затем продолжил: – Информация, скрытая в черепной коробке ваших объектов, может быть самой разной. Элементарной, вроде «что вы делали вчера?» или чрезвычайно трудной. Конкретно в вашем случае – это будет какой–то сложный код. Ни вы, ни я даже приблизительно не знаем его характеристик. Мы можем только догадываться, что он заложен в структуры долговременной памяти и как–то связан с самыми глубинными личными переживаниями и привязанностями. Это неизбежно заставит объект допроса сопротивляться до последнего. Поэтому, даже выдавив из него интересующие вас сведения, вы не можете до конца быть уверенными в том, что он сказал правду. Ведь объекту будет достаточно лишь слегка, всего в одном символе, исказить код – и все, вы сгорели. Для вас это будет означать конец не начавшейся карьеры аврора, а в реальной жизни – провал операции с непредсказуемыми последствиями. И не пытайтесь взять воспоминания силой, они наверняка модифицированы и не соответствуют действительности. Вы должны заставить объект добровольно сотрудничать с вами.

Мистер Дирборн обвел глазами аудиторию, внимательно изучая сосредоточенные лица курсантов.

– Парни, с самого первого дня и на протяжении двух лет я буду пытаться вдолбить в ваши головы и вбить в ваши задницы одну простую истину: допрос – это целая наука, построенная в первую очередь на психологии. Если допрос проведен правильно, объект должен захотеть поделиться с вами информацией. Причем захотеть искренне, стремясь помочь изо всех сил, мучая свою память ради крох тех фактов, которые вы могли упустить. Он должен умолять вас о возможности сотрудничества, о том, чтобы вы его выслушали, и момент, когда вы, наконец, разрешите ему говорить, должен стать счастливейшим моментом его жизни, – усмехнулся бывший аврор. – И вот в этом–то и заключается весь фокус вашей профессии – как заставить искренне ненавидящего вас человека захотеть вам помочь. Понятно?

Аудитория молчала. Наконец, после нескольких секунд напряженной тишины, Гарри произнес:

– Прошу прощения, сэр, но как…

– Как заставить ненавидящего вас Пожирателя Смерти искренне захотеть сотрудничать? – со смешком закончил за смущенного курсанта бывший аврор. – Мистер Поттер, вы хотите, чтобы я пересказал вам содержание всех учебников и наставлений, которые вы старательно должны были вызубрить за годы учебы в Хогвартсе? Рассказать вам о заклятии «Круциатус» и «Империо», которые вы проходили еще на четвертом курсе в школе?

– Нет, сэр, – смущенно ответил Гарри.

– Парни, если вы сейчас сидите передо мной, пройдя отбор в Академию, значит, вы, во–первых, старательно изучили все, что сказано в этих самых учебниках, а во–вторых, обладаете интеллектом намного выше среднего. Разумеется, вам будет тяжело, мистер Поттер. А я, в свою очередь, не могу дать вам готового рецепта на все случаи жизни. И ни один учебник этого не сделает, поскольку не бывает двух одинаковых допросов, как не бывает двух абсолютно идентичных людей. Это знание, которое приходит с опытом. Но я могу дать вам один совет: перед началом допроса вспомните, что все люди чего–то боятся, требуется всего лишь правильно определить, чего человек боится больше всего, найти этот страх и вытащить его наружу.

Гарри снова опустил глаза. Профессор Дирборн был прав, каждый человек чего–то боится, и не всегда это боль. Он сам когда–то боялся дементоров, боялся Волдеморта, а теперь он очень боится, что кто–то сможет узнать о том, что он стал гомосексуалистом… Тем временем, профессор продолжал наставлять будущих авроров.