Авадон

Небо над Авадоном затянуло тучами, обещавшими ночной снегопад. На город опустились сумерки, подсвеченные белым заревом Фабрики и буйством неоновых вывесок Ашмедая. «Белые воротнички» из Маймона постепенно заполняли улицы, устремляясь на другую сторону Фабричного проспекта, в крошечные, но уютные квартирки в высотных домах Левиафании. Это надо было сделать поскорей, до того, как Фабрика изрыгнет из своего чрева дневную смену рабочих – грязных, усталых и злых, и эта серая масса устремится в трущобы Вааль-Зее, а навстречу ей двинется вечерняя смена, в таких же серых спецовках, с одуревшими от недосыпа глазами, забиваясь в вагоны надземки и свешиваясь с подножек трамваев... Авадон готовился к кошмару вечернего часа пик, и из первой пробки уже доносилось раздраженное кряканье клаксонов.

Лимек закрыл жалюзи и зажег настольную лампу. Из портфеля он вытащил сегодняшнюю добычу: свернутый вчетверо «Авадонский вестник» и пухлую картонную папку с копиями личного дела инженера Персиваля Петерсена и учетной карточки мастера-наладчика Ганса Мёллера.

(Магда, подружка Залески, оказалась мышеподобным «синим чулком». На Эдека она смотрела с обожанием и просьбу его выполнила беспрекословно, только хлопнув разок ресницами, такими длинными, что они задевали толстые линзы очков. Пока Магда делала копии, Лимек даже попытался представить, что получится, если ее миниатюрную фигурку вытащить из бесформенного платья, снять очки и распустить волосы, предварительно их хорошенько вымыв; могло получиться очень даже неплохо).

Сперва Лимек взялся за карточку Мёллера. Он не работал в Политехникуме, а только занимался обслуживанием экспериментального оборудования, и сведений в карточке было немного. Август Мёллер, пятьдесят шесть лет, не женат, не судим, на производстве работает с восемнадцати лет. Проживает по адресу: Вааль-Зее, улица Прощенных, 23, квартира 6, комната 5. Значит, коммуналка.

Лимек попытался представить себе Мёллера: две трети жизни у станка, начинал простым рабочим, выбился в бригадиры, побыл (но недолго) начальником смены, повидал семь завпроизводством и трех директоров цеха, выучился (заочно) на мастера-наладчика, а в награду получил комнату в коммуналке и перспективу одинокой старости. Отупение от монотонной работы и жуткая обида на фабричное начальство. Этого визиткой Ксавье не возьмешь. Этому надо давить на самолюбие и профессиональную гордость.

А теперь самое интересное... Лимек подвинул к себе досье Петерсена.

Покойному П.Петерсену было сорок четыре года. В семнадцать он окончил гимназию и потерял обоих родителей при инциденте в Сатаносе. Оказавшись в буквальном смысле на улице в разгар экономической депрессии и накануне войны, юный Персиваль умудрился избежать призыва в армию и поступил в Политехникум, став стипендиатом фонда Кирхера. На третьем курсе он женился на Марианне Унтерслак, секретарше профессора Фоста, которая была на шесть лет старше его. Через год у них родилась дочь, ребенка назвали Альбиной. В двадцать два Петерсен защитил диплом магистра и, чтобы прокормить семью, устроился технологом на Продкомбинат, а полгода спустя (по протекции профессора Фоста) – инженером-связистом в Алхимическую лабораторию. К двадцати пяти годам он нашел работу по специальности, и тут в его биографии возникла лакуна в восемь лет: инженера взяли в закрытое конструкторское бюро при Фабрике.

Лимек сделал паузу и закурил, откинувшись на спинку кресла и глубоко затянувшись сигаретой.

Про закрытые КБ он кое-что знал. Научно-исследовательские центры тюремного типа, занятые разработкой секретных проектов Министерства Обороны. Спинной мозг Фабрики. Камеры-кельи, двухэтажные нары, решетки на окнах, надзиратели, подписки о неразглашении, двенадцатичасовой рабочий день, усиленный паек и разрешение на выход за фабричные стены на Пасху и Рождество. Поговаривали, что эти компоненты для успешного мозгового штурма придумал лично канцлер Куртц. Так ли оно было на самом деле – никто не знал; во всяком случае, система работала, на деле доказав эффективность.

Ученые и инженеры обычно попадали в закрытые КБ через подвалы «Трискелиона»: арестованные за неблагонадежность, они оказывались перед выбором между тюремным сроком или искуплением вины через аскезу самоотверженного научного поиска. Но Петерсен завербовался по контракту – добровольно.

Лимек покачал головой и вернулся к чтению.

В тридцать три года Петерсен вернулся в альма-матер и, неведомо за какие заслуги, получил собственную лабораторию. С этого момента карьера Петерсена ровно и гладко пошла вверх. Инженер начал читать курс кибернетики и приступил к кандидатской диссертации о волновых процессах в человеческом мозге, выбрав научным руководителем профессора Фоста. Выбил грант на исследования для Алхимической лаборатории. Купил домик в Бельфегоре...