Авалон: Хроники Бессмертных (СИ)

     – Вся эта дурацкая войнушка развязана лишь из-за того, что два ключа не смогли поделить одну замочную скважину!

     На секунду на кухне повисла тишина, а потом, не успел никто толком опомниться, как Настасья, изменившись в лице до неузнаваемости, выкрикнула что-то нечленораздельное и в два прыжка достигла Малиновской, повалив её на пол и вцепившись той в волосы. И всё вокруг потонуло в звуках возни, девчачьем визге и громких Таниных воплях, умоляющих их остановиться…

     * * *

     Широкая открытая галерея с тонкими резными колоннами одним изящно выгнутым пролетом перекинулась на головокружительной высоте и образовывала переход от одной башни к другой, минуя центр замка и позволяя быстро перемещаться между их каменными цилиндрами, если возникнет такая необходимость. Ныряя в узкий проход под козырьком башни, можно было выйти на крепостную стену, а ещё чуть дальше – прямо на мощную арку ворот над подвесным мостом. Именно здесь и стояли двое – Антон и Алексис. Оба внимательно разглядывали быстро тонущий в ночном сумраке лес, старались уловить возможное движение на равнине, – но пока что всё вокруг оставалось относительно спокойным и безмолвным.

     – Страшно? – спросил Алексис.

     – Да, есть немного, – честно ответил Антон.

     – Боишься умереть? – Алексис внимательно посмотрел на него.

     – Смерть не имеет значения. Важно лишь то, во имя чего ты умрешь.

     – Мне нравится ход твоих мыслей, – Алексис ухмыльнулся. – Но чего же тогда ты боишься?

     – Боли. Если мне суждено сегодня погибнуть, то пусть это будет быстро.

     – Сегодня?

     – Да. Я чувствую. Это начнется сегодня.

     Порыв ночного ветра налетел на них, принявшись трепать волосы Антона и тонкую шнуровку на плечах Алексиса.

     – А тебе страшно? – вдруг спросил Антон.

     Алексис помотал головой.

     – Я не понимаю, – неуверенно произнёс Антон. – Как можно абсолютно не бояться? Любому человеку свойственно испытывать страх.

     – Просто я всегда верю в то, что за ночью наступит белый рассвет, – ответил Алексис.

     – И всё-таки неизвестность пугает. Интересно, а умирать – это больно?

     – Ничуть. Несколько секунд неприятных ощущений – и всё кончено. А тот, кто, умирая, отдает свою жизнь ради другого человека, на самом деле не умирает никогда. Он живёт… вечно.

     – Откуда же ты можешь это знать? – Антон с некоторым сомнением посмотрел на своего собеседника.

     Алексис глубоко задумался. Словно тень далекой боли пробежала вдруг по его мужественному лицу. Наступившее молчание длилось и длилось, прерываемое лишь неровными вздохами ветра, а затем он заговорил:

     – Я помню… Как будто сейчас… Был прекрасный солнечный день. Птицы пели. Теперь они не поют уже так. Я шел домой. Мне оставалось пройти каких-то два квартала. Я остановился на переходе. Рядом со мною стояли девочка лет четырех и её мама. Я первым увидел это. Несущийся на огромной скорости неуправляемый автомобиль. Они не смотрели в ту сторону и не видели его. А когда обернулись на звук – было слишком поздно. Несколько секунд пронеслись быстрее, чем один миг. Я успел оттолкнуть их. Они спаслись. А я – нет.

     Он снова замолчал. Предложения в его монологе были краткими, четкими, убийственно правдивыми, и оттого ещё более невыносимо разрывали душу.

     Глаза Антона расширились:

     – Но… Как же ты… – произнёс он, запинаясь.

     – Все стало светлым вокруг меня. Белее, чем зимнее утро. Чем первый снег. И тогда я предстал пред Ним. Он поблагодарил меня, но сказал, что мой путь ещё не окончен. Я был послан назад. С тех пор я всё несу свою службу в стенах Вечной Крепости, чтобы, когда наступит Последний День, я мог выйти на битву вместе со всеми. Умирать – не больно и не страшно, – повторил Алексис. – Тот, кто умирает ради другого, будет жить вечно. Он бессмертен. И это единственное бессмертие, мне известное…

     Алексис отвернулся, облокотившись на один из зубцов крепостной стены, и молча смотрел вдаль.

     «Рассказывал ли он эту историю хоть одной живой душе?» – подумал Антон. – «Наверное, нет… И тем печальнее прозвучала она».

     – Это ужасно, – вслух сказал он.

     – Ужасно – это когда люди перед лицом опасности отказываются от своих слов и убеждений. Все остальное ещё можно исправить. – Алексис хлопнул Антона по плечу и ушёл с галереи обратно в замок.

     Немного позже, когда Антон, спустившись вниз, заглянул на кухню, он застал там странную картину: Маша и Настя, обнявшись, дружно ревели как две белуги; Таня, стоя рядом, тоже промокала свои влажные глаза салфеткой.

     – Прости меня, я такая дура! – голосила Малиновская.

     – Нет, это ты меня прости, потому что я ещё дурнее! – вторила ей Настасья.

     Дварфы старательно делали вид, будто ничего не происходит.

     – Вы чего? – Антон замер на пороге в замешательстве, пытаясь понять, что здесь твориться. – Чего случилось-то?

     – Всё хорошо! – ответили все трое девчонок одновременно, чем насторожили Антона ещё больше. Он подошёл ближе, и сразу же разглядел царапины на Машкиной щеке и слегка кровоточащую губу у Настасьи.