Аванпост

Кто– то завопил, что нашел коньяк. Все с нечленораздельными воплями столпились вокруг него, и вскоре возле мертвого грека не осталось ни души.

Гармошка Голубя грянула любимую песню;

Le sac, ma foi, toujours au dos!…

Они пели и пили. Некоторые за неимением сосудов зачерпывали ром кепи. Половины запаса уже как не бывало. В самом дальнем углу сверкали ножи, кто-то выяснял отношения. Другие в беспамятстве валялись на земле, погреб наполняли хриплые возгласы, а гармошка все пела и пела…

Смеркалось. Голубь продолжал играть. Кучка жандармов повздорила с легионерами. Прогремели выстрелы… Появились первые жертвы веселья, человек пять-шесть. Никто даже и не вспомнил о Хильдебранте и конвое… Шполянский, Троппауэр и все, кто был в отряде, не смели взять в рот ни капли. Вон он, Голубь, сидит на лестнице, наигрывает на гармошке, а на коленях у него огромный унтер-офицерский револьвер.

К половине седьмого рота лежала в лежку. Выпито было столько, что и поверить трудно…

…Батиста и Латуре, связанные, более или менее отчетливо представляли себе собственное будущее: они слышали дикие возгласы… И вот, выстроенный в две шеренги, явился небольшой отряд в полной боевой готовности. Впереди Троппауэр и Пилот с нацеленными ввысь, подобно печным трубам, огнеметами. Командовал Голубь. Он быстро перерезал на унтер-офицерах веревки. Латуре вскочил.

– Грязное отребье… Подлые предатели, мерзавцы!

– Скажи, когда закончишь, старик, – спокойно перебил его Голубь, – поскольку у нас еще много дел. Или вам больше хочется ругаться, чем взять на себя командование отрядом и переловить бунтовщиков?

Произнося эти слова, Голубь подал унтер-офицерам их оружие.

– Что за дела? – глупо спросил Батиста.

– Если бы мы вас не связали, вы бы пошли учить бунтовщиков уму-разуму и вас бы обоих прихлопнули. А нам еще пригодятся два таких бравых унтер-офицера, даже несмотря на то, что кое-кто из них уже не первой молодости… – Голубь повернулся к Латуре. – Мы обезоружили бунтовщиков, но они об этом даже не догадываются. Они ворвались в погреб, напились рому и едва держатся на ногах. Фельдфебель! Мы готовы идти за вами и схватить их… Да пошли же! En avant, папаша! Marche! – скомандовал он по уставу.

– Если это правда… Аренкур… тогда я не стыжусь… что иногда жалел вас… когда вы отбывали наказание… – Глаза Латуре блеснули, редкие кошачьи усы победно устремились вперед, и он встал во главе маленького отряда. – A mon commandant!… En route! Marche!

Когда тяжелые, громыхающие шаги приблизились к погребу, едва ли кто из находившихся там солдат мог подняться. Отряд остановился в дверях. На лежащих нацелились огнеметы, страшное оружие, способное в секунду сжечь всех, кто был внутри.

– En joue! – прохрипел Латуре, и штыки скользнули вниз.

…Через десять минут дверь погреба заперли на замок, а бунтовщики остались лежать на земле, крепко связанные… Нападение на жандармов было столь стремительным и неожиданным, что те не успели даже подумать о сопротивлении. Их быстро связали. Трех пленников – жандармов, которые не примкнули к восставшим, быстро освободили и выдали им оружие. Бенид Тонгут дал деру, через заднее окошко. Вскарабкался на бруствер в безлюдной части форта… У него была веревка… Сейчас он спустится с противоположной стороны и подождет там туземцев… Не сегодня завтра сокота будут уже здесь, в пустыне.

Но Бенид Тонгут не подозревал, что за ним следят. Некто, у кого было к сержанту неотложное дело. Косые лучи заходящего солнца отбрасывали на камни длинные тени, когда жандарм добрался до бойницы. Кто-то метнулся к нему из полумрака и схватил за горло. Сержант увидел прямо перед собой беспощадное лицо Барбизона.

– На минутку, приятель… – шепнул корсиканец.

Бенид Тонгут почувствовал лишь, что горло ему раздирает жгучая боль, потом что-то хрустнуло… Потом он полетел вниз с пятнадцатиметровой высоты…

2

Выглянув из окна и увидев толпу солдат, Финли отвернулся.

Гардон вытирал потное, желтое от страха лицо.

– Что вы обо всем Этом думаете? – спросил он лейтенанта.

– Нам конец, – равнодушно ответил тот. – Если у них есть тринитрофенол, тогда мы бессильны, потому что они взорвут трубу. Потом, если действительно подойдут сокота и если бунтовщики нас еще не убьют, самое лучшее пустить себе пулю в лоб, поскольку я, естественно, не собираюсь сдаваться туземцам…

– Но ведь… если нас возьмут в плен…

– Бросьте! Они нас тут же прикончат.

– Не уверен, более того… Какая им в том польза?

Финли почувствовал отвращение. Даже если ты трус, умей все-таки владеть собой, коли видишь, что смерть неизбежна и помощи ждать неоткуда. И такой человек носит форму французского офицера! Снаружи послышался голос идиота:

– Сделайте одолжение, стойте, иначе рядовой должен стрелять… Это приказ…

– Проваливай к дьяволу! – ответил ему кто-то и, судя по всему, отпихнул в сторону, ибо дверь открылась и вошел Хильдебрант.

– Рядовой! – отчеканил Финли. – Почему вы без разрешения и стука…

– Подождите! – перебил его капитан. – Я командир. Что вам нужно? – обратился он к Хильдебранту.