Авантюра времени

Прежде всего, о самости. Событийная герменевтика может вдохновляться здесь хайдеггеровским понятием Selbstheit, но глубоко меняя его содержание. Сила хайдеггеровского подхода к проблеме самости заключается в том, что в нем, в согласии с Юмом и Ницше, — если ограничиться этими двумя именами — ядерная идея той несокрушимой идентичности, которую можно было бы назвать «я», оказывается одновременно феноменологически сомнительной и логически избыточной. Феноменологически сомнительной, поскольку мы не имеем никакого опыта этого «я», и логически избыточной, поскольку гипотеза этого «я» не позволяет решить именно ту проблему, на которую, как считается, она должна ответить. Это проблема нашей идентичности в потоке времени. Для решения этой проблемы постулируется сомнительной природы сущность (entité), которая была бы идентична самой себе, причем критерии этой идентичности не уточняются никогда. Коротко говоря, чтобы решить проблему нашей «личностной идентичности», постулируется идентичная сущность, позволяющая нам идентифицировать себя, но при этом не утруждают себя вопросом, в чем же заключается эта ее «идентичность». Это решение представляет собой регресс в бесконечность и только кажется решением, потому что является таковым лишь на словах. Решительно порывая с этим (еще вполне гуссерлевским) подходом, Хайдеггер определяет Selbstheit как способ бытия, или, так сказать, как определенную способность. Утверждать, что самость есть способность существования, означает, очевидно, тотчас признать, что такая способность может быть отчуждена или утрачена. В этом нас убеждает любое исследование по психиатрии, даже если конкретное описание модальностей такой «утраты» является делом трудным и даже опасным. Однако ограниченность хайдеггеровской тематизации проявляется в том, что он полагает основанием самости Dasein опережающий анализ и подчиняет его пронизывающему всю экзистенциальную аналитику разделению «собственного» и «несобственного». К тому же самость понимается здесь как «поддержание себя» (Selbst-ständigkeit), которое выглядит вновь разыгрывающим, уже на другом уровне, сценарий постоянства и самоидентичности метафизической субъективности. Со своей стороны, событийная герменевтика, сохраняя понимание самости как способности, как «возможности-быть», определяет ее как способность собственного и персонального ответа на то, что к нам приходит, то есть способность присваивать события, преображая себя через их переживание. Это самопреображение, в котором я рискую собой, приводит к новому, событийному, понятию «опыта». В конечном итоге самость является способностью относиться к событиям как к собственному, присваивать их и через такое присвоение самим приходить в своему собственному, то есть обретать единственность. В таком случае событийно понятая единственность определяется, в свою очередь, как всегда уникальный способ самопонимания, исходя из учреждающих событий. Отсюда следует, что единственность Пришествующего развивается и преобразуется на протяжении всей истории жизни. Пришествующий есть его единственная и непреходящая возможность ответа на и за то, что к нему приходит: его самость. Но Пришествующий также обладает единичными свойствами, которые различным образом проявляются в ходе его истории, делая явным ее разрывы, ее неизлечимую дисперсию, то есть именно невозможность «тотализации» собственного существования, которую Хайдеггер поставил краеугольным камнем своего понимания Selbstheit.