Обитатели госпиталя леди Худ, выходя в город, надевали военную форму, однако они обязаны были повязывать на рукав голубую ленту, по которой владельцы кафе и ресторанов определяли, что им нельзя подавать спиртные напитки. Нет надобности говорить о том, что вырвавшиеся на свободу больные первым делом снимали эти повязки, отправляясь в ресторан или бар.
Была середина марта. Фрэнк сидел в небольшом баре на Шафтсбери-авеню, который в последнее время стал его излюбленным местом. Неожиданно в бар вошел мужчина.
Фрэнк сразу узнал его, несмотря на то, что они не встречались уже лет десять, и улыбнулся ему. Мужчина пересек зал и сел рядом с Фрэнком.
— Бог ты мой, Суинтон, — воскликнул он. — Я не сразу узнал тебя. Где, черт побери, ты пропадал все эти годы?
Услышав свое прежнее имя, Фрэнк сообразил, что допустил серьезную ошибку. Однако делать было нечего, и он протянул мужчине руку для приветствия.
— Могу задать тот же самый вопрос тебе, Герман, — отпарировал он.
— Теперь меня зовут Герберт Мур, старик, — понизив голос, сообщил тот. — На первый взгляд может показаться странным, что я сменил имя, если учесть, что мои родители обосновались в Англии задолго до моего рождения, но в наши дни сочетание Герман Мюллер режет слух.
Фрэнк засмеялся.
— Герберт Мур так Герберт Мур, — сказал он. — Итак, откровенность за откровенность: забудь, что меня когда-то звали Суинтоном. Теперь мое имя Уиндхэм Уод.
Герберт Мур торжественно пожал ему руку.
— Мы заключили сделку, — объявил он.
— Ну, расскажи мне о себе, — попросил Фрэнк. — Чем ты занимаешься?
— Наверное, ты удивлен, что я не в военной форме, — поспешно заговорил Герберт. — Действительно, я еще не вышел из призывного возраста, но возраст — это единственное, что у меня в порядке. А вот мое сердце не прошло бы никакое обследование. Оно страдает от всех недугов, о которых когда-либо слышали медики.
— Да-а, не повезло, — сочувственно протянул Фрэнк.
— Поэтому я работаю в военном министерстве, — сокрушенно продолжал Мур. — Не в штабе, а в отделе потерь. Эта работа угнетает меня. Я только что оттуда. У меня свободный вечер, и я решил взбодрить себя выпивкой.
— Тогда выпей со мной, — предложил Фрэнк и подал знак бармену.
— Как я вижу, ты служишь в канадских войсках, — заключил Мур, бросив взгляд на погоны Фрэнка. — Как раз сегодня утром пришел очередной список их потерь. Ты знаком с майором Полом Ноуэлсом?.. Он погиб.
— Коротышка Ноуэлс?! — встрепенулся Фрэнк. — Боже, неужели и он погиб? Он был моим ближайшим другом, отличный парень. Кажется, его мать живет здесь. Я должен повидать ее. Коротышка много о ней рассказывал. Она англичанка. У нее большое поместье где-то в центральных графствах. Он все строил планы о том, как поселится там после войны. Мы даже обсуждали способы разведения кур.
— А ты знаешь, тебе стоит съездить к его матери, — сказал Мур. — А вдруг после смерти сына она поручит тебе построить эту птицеферму и назначит управляющим?
— Я не знаю ее адреса, — напомнил Фрэнк.
— Я разыщу его.
— Неужели разыщешь? Вот было бы здорово! Хотя вряд ли мне разрешат уехать из Лондона.
— Если ты напишешь ей, то она, вполне вероятно, сама приедет навестить тебя.
— Ладно, я подумаю. Только дай мне адрес, — сказал Фрэнк. — Я очень любил нашего Коротышку.
Они выпили еще по стаканчику, и Герберт Мур, чья квартира была недалеко от бара, рядом с Риджент-стрит, предложил зайти к нему домой.
Фрэнк, у которого не было никаких дел, с радостью согласился. Квартирка Мура, располагавшаяся над складом, была обставлена со вкусом и даже некоторым шиком и очень понравилась Фрэнку.
— Это не жилой дом, — объяснил Мур, — но мне здесь очень удобно. Место тихое. Склад открывается самое большее дважды в неделю — там хранится товар одной крупной фирмы с Риджент-стрит.
Он достал из буфета бутылку виски и поставил ее на столик рядом с сифоном с содовой.
— Угощайся, — предложил он.
Фрэнк налил себе немного.
— За счастливые деньки, — провозгласил он тост.
Герберт вдруг занервничал. Он торопливо отпил из стакана, затем после минутного колебания произнес:
— Я бы хотел с тобой серьезно поговорить, если не возражаешь.
— Ради Бога, — великодушно согласился Фрэнк, разомлев от тепла камина.
Он поставил костыли возле кресла и вытянул к огню больную ногу.
— У тебя сейчас больше денег, чем было всегда? — спросил Мур.
— Нет, и нет никаких перспектив, — ответил Фрэнк.
— Хочешь заработать? — выпалил Мур.
— Да не глупи, — засмеялся Фрэнк. — Неужели ты когда-нибудь видел, чтобы я или кто-нибудь из наших не хотел заработать? Мой дорогой Герберт, поверь: из госпиталя я выйду почти нищим, если не считать крохотной пенсии, которую мне назначило благодарное отечество.
— Тогда слушай, — понизив голос, хотя вокруг не было ни одной живой души, кроме них, и, наклонившись вперед, проговорил Герберт. — У меня есть одна идея, и я давно мечтаю воплотить ее в жизнь…
— А он рассказывал о доме?
— Да, и много, — ответил Фрэнк.
— А о его собаках, Сэме и Ровере?