— В каждом из нас гнездится одновременно и добро, и зло, — сказал он наконец. — И они борются между собой все время, пока мы живем. Иногда побеждает добро. А порой оно терпит поражение. Так что простого ответа тут нет.
— Если иметь в виду большинство людей, то такой ответ есть. Потому что большая часть человечества люди хорошие.
— Насчет большей части человечества я вообще не согласен, — возразил он. — Но даже и эти так называемые хорошие люди хороши только потому, что никогда не сталкивались с реальной необходимостью выбирать, потому что зло их ни разу по-настоящему не искушало.
— И какая же из двух ипостасей у нас в данный момент превалирует? — спросила она.
По лицу Майкла Флорио скользнула тень улыбки.
— В доме Отца Моего обителей много[15]. Приблизительно так можно охарактеризовать мою натуру. Но у вас ведь тоже есть свой маленький секрет. Верно? Что-то, что вы хотели бы скрыть.
— Есть, но в этом секрете нет ничего противозаконного пли опасного.
— В таком случае что вам мешает поведать о нем?
— То, что это связано не только со мной лично, но… и с другими людьми.
— Я зарабатывал на жизнь тем, что брал на себя проблемы других людей. Мне известно много способов уладить дела. Может, я мог бы помочь?
— Сомневаюсь.
Он пристально смотрел на нее из-под полуопущенных век.
— В тот день, когда мы встретились, Ребекка, мне показалось, что я уже встречал вас прежде. Сейчас, разговаривая с вами, это чувство у меня даже усилилось. Хотя, по-видимому, наши пути никогда прежде не пересекались. У вас бывали подобные ощущения?
— Не знаю, — ответила она смущенно. — Но я с самого начала почувствовала к девочкам невероятную симпатию.
— А ко мне?
На этот вопрос у нее ответа не нашлось.
— Вся моя жизнь, Ребекка, это сплошное недоверие. Я не доверял буквально никому. Но так вечно продолжаться не может. Однажды ты встречаешь кого-то, кому просто должен доверять. Потому что нет иного выхода. — Он слегка улыбнулся. — Обычно это бывает, когда стрела попадает в твое слабое место. — Майкл повернулся к огню, который теперь ярко пылал в камине, взял кочергу и пихнул подальше горящее полено. Затем повернулся к Ребекке и произнес мечтательным голосом: — Я уже очень давно не имел женщину. С тех пор, как все пошло наперекосяк. — Свет огня ласкал одну сторону его лица, оставляя другую в темноте. — Я хочу тебя, Ребекка.
Вся дрожа, Ребекка коснулась кончиком языка сухих губ.
— Но это было бы безумством для нас обоих, Майкл.
— Это что — да?
У Ребекки голова пошла кругом. В висках сильно пульсировала кровь. Она тоже уже очень давно не была с мужчиной.
— Нет, — еле слышно выговорила она. — Это нет.
Он быстро посмотрел на нее. В его глазах отражалось пламя.
— «Нет» навсегда? Или «нет» только на сейчас?
— Не знаю, — отозвалась она напряженным голосом. — Я бы предположила, что «нет» навсегда.
— Потому что ты считаешь, что я убил свою жену? Поэтому?
— Мне не хочется сейчас копаться в причинах, Майкл.
— Ты сумасшедшая, если думаешь, что я сжег Барбару. Я не способен на это. Почему ты не хочешь сказать мне причину, Ребекка?
— Откуда у тебя такое самомнение? Тебе не приходило в голову, что я просто могу счесть тебя непривлекательным?
— Нет, — ответил он, улыбаясь. — Такое мне в голову не приходило. Потому что я знаю: ты считаешь меня привлекательным. Проблема состоит в другом. Ты что-то там сама себе нафантазировала, и я кажусь тебе чудовищем. — Майкл потянулся и коснулся ее руки. Ребекку охватил трепет. — Нам было бы хорошо вместе, — сказал он мягко. — Я в этом уверен.
Она поднялась, зная, что если сейчас не сбежит, не вырвется, то не сделает этого уже никогда.
— Спасибо за предложение, но пока не нужно. Я отправляюсь спать, Майкл. И тебе тоже советую. Спокойной ночи.
Она шла к двери, страшась, что он протянет руку, чтобы остановить. Но он этого не сделал. Просто наблюдал, как она уходит. И его лицо было наполовину освещено огнем, а наполовину оставалось в темноте.
Часть третья
ВОДА
Ром с молоком как снотворное не подействовал. Терзаемая неприятными снами, Ребекка остаток ночи не спала, а мучилась. Ей все время снилось, как она убегает (а может быть, улетает) от Майкла по длинным темным коридорам дома у мельницы, не зная, то ли он хочет ее убить, то ли овладеть ею. Время от времени она просыпалась, тяжело дыша, а затем все повторялось снова. И наконец только где-то около половины восьмого Ребекка вдруг отключилась, пробудившись через час и чувствуя слабость во всем теле. Снизу из кухни доносились голоса.
Она спустилась вниз, одетая в джинсы и толстый свитер. Все трое уже были там. Майкл, надев передник, жарил на газовой плите яичницу с беконом. Когда она вошла, он обернулся к ней с улыбкой, которая проникла ей прямо в сердце. У Ребекки перехватило дыхание. Без мрачного задумчивого выражения на лице он был еще красивее, как будто светился изнутри. Ей показалось даже, что в комнате от этого стало как-то светлее. Она вспомнила об их вчерашнем разговоре, засомневавшись, смогла ли бы проявить такую же твердость, если бы он был тогда таким, как сейчас.