Авантюрист

– Слушай меня. Слушай меня. Ты слышишь?

Молчание.

«…Тогда ты овдовеешь – и сможешь спокойно искать свою первую любовь…» – «Вторую…»

Нет.

«Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела?»

– Пожалей меня, Алана. Поговори со мной. Вернись ко мне. Ну?!

Снег.

Весьма вероятно, что я негодяй.

Скорее всего, так оно и есть; Судья был справедлив, назначив мне кару. И Судья не напрасно оставил мне этот год – чтобы я четче осознал, как хороша жизнь и чего я лишился…

Дорожка моя всю жизнь была «в тину», дело было и «в грязи», и до «в крови» доходило тоже. Да, теперь я совершенно готов рассчитаться по старым векселям, но сейчас, сию секунду, я узлом свернусь, но извлеку из себя хоть капельку тепла. Чтобы хватило на весь этот снег.

Труп сборщика на собственных воротах…

Нет.

Бандиты на склизкой от крови палубе… Шпага в моих руках… Нет, это комедианты на подмостках, хрустит под каблуком рассыпавшееся пшено… И снова шпага…

Светлое Небо, да если это помогло бы, я жрал бы сейчас огонь, тот, что так весело разгорелся посреди избушки. Я ловец – забрасываю свои «крючочки», а они уходят в пустоту…

Я веревочка, удерживающая ее над ее смертью. Тонкая веревочка. Ветхая.

Мне почему-то вспомнилась тесная комнатка – гостиница? – и молодой человек, вертящий по воздуху смеющегося ребенка, девочку лет пяти, в сбившемся на ухо теплом платке…

Чужое воспоминание?

Я прижался губами к ее полуоткрытому рту. Некоторое время я смогу дышать за нее, вдох… Сплетенными пальцами надавить на грудь – выдох…

«Вот, говорит он, что сделаю я с тобой, и никто никогда не полюбит тебя… И ты никого не полюбишь… Потому что чары мои тверже стали… Потому что люди слабые. Люди не умеют как следует любить и как следует ненавидеть – зато они умеют забывать… Навсегда. И люди забудут тебя, Луар…»

Опять чужое воспоминание?

Показалось мне – или неподвижные губы Аланы дрогнули под моими губами?

Сейчас я вывернусь наизнанку.

Сделаюсь воздухом в чужих легких. Ее дыханием…

Сделаюсь ее теплым одеялом. Сделаюсь ее жизнью…

…И в этот момент у меня будто пленка перед глазами лопнула.

Я увидел себя лавой, несущейся вниз по холму. Выплескивающейся из жерла вулкана; горящим потоком я навалился на заснеженную равнину, и снег ударил мне в лицо обжигающим паром.

Еще!

И равнина содрогнулась…

Еще!

И дерн сошел, обнажая человеческую кожу… Теплую… теплеющую…

И ее губы ответили; с первым человеческим ощущением мое тело вернулось, собралось, слепилось из потоков расплавленного камня, я почуял запах – запах дыма, и увидел красноватые отблески на стенах. А может быть, это перед моими собственными глазами заплясали огоньки.

Плащ и одеяла сползли с нее; кокон из многослойных тряпок лопнул, выпуская под теплые лучи костра совсем новое, незнакомое мне существо. В какой-то момент я испугался, что моя жена – не человек вовсе, а бабочка; Алана не разжимала рук, не отрывалась от моей груди, и я скорее пальцами, нежели глазами разглядел ее теплое, боязливое, оживающее тело, потому что она возвращалась к жизни, потому что, наверное, я был удачливый рыболов, я зацепил ее и теперь тяну – из небытия к огню, к дикому очагу, расположившемуся прямо посреди комнаты…

Наверное, в этот момент я окончательно перестал быть лавой и сделался собой. Мучительно сплетались язычки огня, сплетались, сливаясь друг с другом, образуя сложный узор, вытягиваясь к черному потолку и не умея дотянуться.

Ритуальный светильник, освещающий супружескую спальню в первую брачную ночь.

* * *

Утром дерево прогорело; на полу остался черный круг и груда углей. Стены и одеяла, наша одежда и волосы пропитались запахом дыма; мы лежали не разжимая рук.

– Что теперь будет? – спросила Алана шепотом.

– Мы живы, – отозвался я хрипло.

– Да… Но что теперь будет?

Скрипнула дверь.

Я ждал, что Танталь постареет. Что в темных волосах ее, возможно, обнаружится седина; в домике царил полумрак, и в первый момент мне показалось, что так оно и есть.

– Я же просила тебя – не ходи… – пробормотала Алана безнадежно.

В темноте послышался сдавленный смешок. Я испугался, что Танталь повредилась в рассудке, но она подошла и опустилась на скамейку у окна, угодив таким образом в единственное световое пятно, и, разглядев наконец ее лицо, я испытал острое облегчение.

– Мне не хватило десяти шагов, – медленно сказала Танталь. – Десять лет… это долго. Но я слышала его голос. Его НАСТОЯЩИЙ голос. Луар сказал…

Скрип-скрип.

Дверь отворилась; на пороге стояла темная груда. Мокрый ворс чудовищной шубы свалялся, слипся сосульками.

– Я рад, что у вас все в порядке, – бодро сказал Черно Да Скоро.

А потом потерял сознание и грянулся прямо у порога.

ГЛАВА 13

Конечно же, у нас не было лошади. Та, на которой приехали Алана и Танталь, бродила где-то в лесу, а может быть, уже сделалась добычей волков; возможно, и нам уготована похожая участь.

Продукты закончились. Может быть, Черно Да Скоро и умел бы наколдовать ужин, но Черно Да Скоро до сих пор был без сознания, и этот факт делал наше бегство возможным. Мыслимым.