Авантюрист и любовник Сидней Рейли

— Оленька, радость моя, — жарко дыша, Зелинский расстегивал на ней платье, — любимая моя… Евстафий Макарыч спит. Спит! И проснется не ранее завтрашнего утра. Я дал ему снотворного… А дети сейчас лягут. Набегались так, что спать будут без задних ног… Ну прошу тебя, я сгораю от нетерпения…

— Я не могу… Зига! Я приду к тебе потом… Ах, нет! Ну поцелуй же меня! Крепче, еще крепче! Вот так… О Господи! Что ты со мной делаешь? Я твоя раба… Ты совершенно подчинил меня своей воле…

— Только, пожалуйста, не кури, — попросила она потом, когда они нежились на прохладных шелковых простынях. — Ты же знаешь, если кто-то почувствует в моей спальне запах дыма…

Зигмунд вздохнул и послушно потушил папиросу.

— Ах, Оля, Оля, — он поднес к губам ее тонкую белую руку. — Да любишь ли ты меня? Все боишься себя скомпрометировать… Право же, твои опасения напрасны. Никто ни о чем не догадывается.

— Но вдруг?..

— Не думай о дурном. Я заметил: происходит как раз то, чего боишься и о чем постоянно думаешь.

— Вольно же тебе так рассуждать, — Ольга сдвинула тонкие брови. — Какой меня ждет позор, если все откроется… Скандал, развод… Дети… Ах! — женщина закрыла лицо руками.

Зелинский погладил ее по распущенным волосам.

— Не надо, Оленька, успокойся…

— Но ведь ты не оставишь меня? — она порывисто обняла любовника. — Не бросишь? Даже поруганную, опозоренную…

— Конечно же нет! Ну и глупости приходят порой в твою хорошенькую головку, — Зигмунд поцеловал женщину в висок.

— А помнишь, как Стасик привел тебя к нам? — вдруг засмеялась Ольга. — Худого, плохо одетого, неуверенного в себе… И как ты смутился, увидев меня! Признавайся — я тебя напугала?

— Нет, — Зига улыбнулся. — Ты была ослепительна и просто подавила меня своим великолепием.

— А что ты тогда подумал про меня? — с нежным кокетством спросила женщина.

— Оленька, я сто раз говорил тебе об этом…

— А ты повтори еще разок!

— Я подумал, что никогда не буду достоин такой красавицы.

— Это правда? — глаза у Ольги сияли. Зигмунда не раз поражала в ней эта резкая смена настроений. — Тебе и в голову не приходило, как все может обернуться…

— Не приходило…

— А Стасик? — вдруг снова напряглась женщина. — Он ни о чем не догадывается? Знаешь, когда он приходил третьего дня, то так странно на меня посмотрел…

— Ничего удивительного, — Зелинский с трудом удерживал раздражение. — Мессинг сам влюблен в тебя без памяти.

— Да? — снова кокетливо улыбнулась Ольга. — Он говорил тебе об этом?

— Нет, не говорил, но я знаю. Послушай, Оля…

— Тс-с-с… — женщина приложила палец к губам. — Кто-то идет по коридору. Шаги приближаются… Боже мой!

Ольга побледнела. Зигмунд схватил рубаху и начал лихорадочно одеваться.

В дверь постучали.

— Барыня! — послышался снаружи встревоженный голос горничной. — Проснитесь! Беда!

Ольга вскочила и подбежала к двери.

— Что? Что такое, Глаша?

— Барину худо, хрипит… Должно, помирает…

— Ах, Господи! — женщина одними глазами показала Зиге на шкаф. Он ужом скользнул в приоткрытую дверцу и притаился между платьями.

Ольга торопливо накинула капот и схватила ключ с туалетного столика.

— Иду, иду, — она с трудом отомкнула старинный замок. — Глаша, немедленно пошли за доктором! О Господи… За что мне такие испытания?

Через несколько минут Зелинский крадучись вышел из спальни Ольги Нереинской и осторожно, стараясь не шуметь, на цыпочках спустился в свою комнату, любезно предоставленную ему хозяевами. Туфли он нес в руках.

«Не так давно мне подарили книгу с экслибрисом Сиднея Дж. Рейли. Экслибрис подтвердил мое мнение о высокой степени романтичности его автора. На фоне скал, поросших густолиственными деревьями, изображен некий вариант Георгия Победоносца, сражающего дракона. Победоносец здесь — юный рыцарь. А на все происходящее умильно смотрит томная дева, явно ждущая рыцаря».

(Из очерка Р. Пименова «Как я искал шпиона Рейли».)

Киев, сентябрь 1896 года

— Это невыносимо! — рыдала Ольга поздней ночью в комнате учителя своих детей. — С каждым днем муж становится все капризней, все подозрительней… Я понимаю, это не он, а его болезнь. Но Евстафий меня совсем не щадит! День-деньской я должна сидеть подле него. Никуда не могу пойти, ко мне перестали ездить приятельницы… Я вечно занята! То он требует, чтобы я читала ему вслух, то просит спеть, то вдруг хнычет, как маленький… Я измотана до предела и больше не могу!

— Оля, Оленька, ты должна смириться…