Авантюрист и любовник Сидней Рейли

1990 год Москва

Город встретил господина Шелла неласково. Моросил дождь. По тротуарам ходили серые хмурые люди. У магазинов толпились очереди. В гостиничном номере отсутствовала горячая вода и наволочка была гораздо шире подушки. Господин Шелл с удивлением понял, как быстро он отвык от советских порядков, точнее, беспорядков. Хваленая горбачевская перестройка, по-видимому, ничего не изменила в глубинном ходе российской жизни, разве что всколыхнула в людях надежды на лучшее.

Он включил телевизор.

— Процесс пошел, — убежденно сообщил Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, — по пути реформ… ускорение… не захлопывайте… семимильными шагами… Азербай-жан…

Шелл лениво ткнул пальцем в другую кнопку:

— …вывода войск, — трое молодых людей обменивались взглядами. — …из Афганистана…

По питерской программе мордатый тип с наглыми глазами сладострастно описывал:

— …и съел своего товарища. Остатки мяса, чтобы не испортились, он засолил и закатал в трехлитровые банки. Вот как выглядит консервированная человечина…

Шелл метнулся в ванную комнату и склонился над раковиной. От советской гласности его вывернуло наизнанку.

Слава Богу, по учебной программе шел урок немецкого языка. Чистые и Нарядные дети танцевали и с чудовищным акцентом распевали песенку альпийских стрелков.

Под это ангельское пение герр Шелл наконец заснул.

Москва, Центральный лекторий общества «Знание»

До начала симпозиума еще оставалось время. И господин Шелл зашел в посольство. Здесь, как и повсюду в Москве, царил беспорядок. В связи с объединением Западной и Восточной Германии шла реорганизация. Ни в одном кабинете не было чиновников: они носились взад-вперед по коридорам, нагруженные кипами бумаг, папок и канцтоваров. Шелл долго слонялся между ними, пока наконец не нашел нужного ему человека.

— Как погода в фатерлянде? — в глазах секретаря светилась ностальгия.

— Да уж лучше, чем в Москве, — с чувством ответил Шелл.

— А стена? — сентиментально осведомился немец.

— Ломают… Уже почти снесли, — успокоил его Шелл. — Благодарю вас, — он забрал свои бумаги. — Ауфвидерзейн!

На ступеньках Политехнического музея Шелл еще раз проверил, работает ли диктофон. Качество звука было хорошее: сквозь привычно произнесенные им слова «айн, цвай, драй…» пробилась посторонняя фраза:

— Мистер, подайте участнику перестройки!

На ступеньках, прямо у входа, уселся нищий. Рваная фуфайка, на голове грязный треух, в протянутой руке — кепка с мелочью, среди которой одиноко валялся мятый рубль. На небритом лице серебрилась щетина. Глаза были молодые, сытые, нахальные.

— Русише швайне! — пробормотал герр Шелл, брезгливо обходя попрошайку. Тот вызывал в нем такую же тошноту, как и «человеческие консервы».

— Вы участник симпозиума? — налетела на него в фойе энергичная полногрудая дама. — Подойдите к столику, получите папочку!

— Я журналист, — на чистейшем русском языке представился ей герр Шелл. — Радио «Немецкая волна».

— О! — с уважением протянула дама. — Зарегистрируйтесь в пресс-центре и получите пропуск в ложу прессы.

На отведенных для журналистов местах было немного народу. Видимо, мировая общественность мало интересовалась сугубо академической темой симпозиума «Некоторые социологические аспекты пропагандистской деятельности средств массовой информации в условиях тоталитарных режимов».

Открывший заседание седовласый академик огласил повестку дня и сообщил, что завтра и послезавтра работа пойдет уже в отдельных семинарах.

— Что это со мной? — Шелл потер лоб. — Забыл взять программку. Ладно, потом…

Он включил диктофон. Первым выступал чилиец.

— …Когда людей загоняли на стадионы… хунта… фашистская агитация… подпольная демократическая печать… листовки…

Слава Богу, на чтение каждого реферата отводилось всего по десять минут.

— Но пасаран! — выкрикнул чилиец, и зал вяло захлопал.

Шелл был разочарован: ничего, кроме лозунгов и давно известных фактов, в рефератах не прозвучало. Придется таскаться на семинары в поисках какой-либо свежатинки. Чтобы не тратить даром пленку, он выключил диктофон и прикрыл глаза.

Корейца с его идеями чучхе сменил испанец с его генералом Франке, китайца с его Мао Цзе-дуном — профессор из Берлина с проклятиями фашизму.

Извиняясь перед соседями, Шелл, согнувшись, стал пробираться к выходу. Уже у самых дверей он услышал начало следующего выступления:

— Формирование образа врага в сознании советских людей…

Шелл обернулся. Место за трибуной заняла молодая женщина, и в первую минуту он ее не узнал.

— …Целенаправленное создание негативного отношения…

Но этот голос!

— Позвольте программку, — Шелл выхватил отксерокопированную брошюру из рук сидящего у прохода толстяка и пробежал глазами список участников первого заседания.

Докладчица что-то сказала, и в зале засмеялись.

— Лютикова В. В., — прочел Шелл. — «Советская пропаганда. Формирование образа врага».

Шелл включил диктофон и пошел по проходу к трибуне.

— Вика! — позвал он женщину, остановившись метрах в двух от нее. — Вика!