Авантюристка

Годфри подался вперед и выудил мундштук из вялых пальцев супруги. Извилистые кольца дыма мерно проплыли мимо их лиц и рассеялись в воздухе. Муж окинул Ирен взглядом, который я затруднялась истолковать.

– Я действительно полагаю, дорогая моя Ирен, что ты должна отложить свои догадки на какое-то время. Они вряд ли пойдут тебе на пользу, – шутливо предостерег Годфри. На губах его мелькнула улыбка.

Подруга широко раскрыла глаза:

– Я устала.

Я поймала на себе ее взгляд.

– И похоже, слишком запуталась в собственных размышлениях, чтобы ответить на твои умные вопросы, дорогая Нелл.

– Ну разумеется, – сказала я, поднявшись. – Солнце и табачный дым слишком уж затуманили тебе голову. Пожалуй, отдохну-ка и я немного перед обедом. Чего и вам желаю.

– Прекрасная мысль, – сказал Годфри мягким, словно французский шелк, голосом.

– Непременно учту твой совет, – промолвила Ирен.

Ее ответ показался мне весьма уклончивым, но я промолчала. Уходя, я остановилась и вновь окинула друзей взглядом. Они смотрели на меня с пристальным вниманием, словно пара леопардов, слишком ленивых, чтобы погнаться за скачущей мимо газелью.

Впрочем, я не стала ломать голову над тем, что вызвало столь странное изменение в их поведении, и скоро забылась мирным полуденным сном.

Днем в казино царила особая атмосфера; так выглядит театр, когда не запланировано ни одного представления, или церковь, в которой не идет служба. Гости по-прежнему расхаживали по роскошным залам с высокими потолками, однако внушительные размеры и богатое убранство полупустых помещений производили странное впечатление заброшенности.

Конечно, на церковь казино походило только внешне. То был скорее храм игры. (Увидев очередной элемент декора, я лишилась дара речи: потолок бара украшала фреска, на которой были изображены попыхивающие папиросами и сигаретами девицы – они были совершенно голые, но при этом почему-то стыдливо прикрывали ступни!) Многочисленные помещения (или залы, как называют их французы) изобиловали высокими окнами с пилястрами в стиле Палладио, полукруглыми нишами, колоннами, массивными картинами, изображающими реалии мирской – и даже языческой! – жизни, и огромными столами, покрытыми зеленым сукном.

Мы с Ирен и герцогиней стояли в главном зале, наблюдая за редкими посетителями, снующими из стороны в сторону.

– Сколько же бед приносят азартные игры тем, кому не хватает ума вовремя остановиться! – с возмущением произнесла герцогиня, приметив несколько сонных посетителей, уткнувшихся в зеленое сукно игральных столов. – Хотя говорят, что своим благополучием княжество и его граждане целиком обязаны двум миллионам золотых франков, которыми казино пополнило казну Гримальди[42].

Ирен неспешно прогуливалась вдоль столов, наблюдая за происходящим: тут и там игроки бросали кости, сокрушались из-за проигрыша в карты или с трепетом наблюдали за роковыми поворотами черно-красного колеса рулетки.

Я шла за подругой по причудливому храму, в котором деньги переходили из рук в руки в форме цветных фишек, а люди полагались на одну лишь удачу. Казалось, герцогиню забавляло, с каким трепетом мы разглядываем великую игорную машину, этот вечный двигатель, работающий с точностью часового механизма в мраморном царстве денег, обласканном лучами средиземноморского солнца.

Мы остановились у рулетки. Герцогиня встала чуть поодаль, дабы не закрывать нам обзор.

– Сара – заядлый игрок, – вздохнула она. – Тратит деньги столь же безрассудно, сколь расточает свой талант на сцене. Живет она не по средствам, что не мешает ей приезжать сюда и рисковать своим состоянием. Я, конечно, рада нашим встречам, но видеть, как она доверяется колесу фортуны, – это выше моих сил. Ведь оно столь ненадежно! Впрочем… Сара есть Сара. Она поступает так, как ей заблагорассудится.

– Театральное поприще, – проговорила Ирен с ностальгической улыбкой, – часто толкает к подобной эксцентричности. Искусство требует большой эмоциональной отдачи, а потому действительность может показаться актеру пресной. Полагаю, выигрыши и потери Сары – хорошо спланированный спектакль, ничем не отличающийся от ее театральных этюдов.

– Верно. Однако проигрыши всегда трагичны. – Герцогиня потупила взор. – Порой они даже заканчиваются летальным исходом; взять хотя бы отца Луизы. Или Элеонору Дузе – она ведь бросила азартные игры. А знаете почему?

Я покачала головой. Мысль о том, что герцогиня знакома с самой Дузе, итальянской трагической актрисой и властительницей чувств человеческих, внушала мне благоговейный трепет.