Авантюристка

Ветер выл; жуткий, мертвящий звук доводил до умопомешательства. Не было ни крапинки зеленого цвета травы на этом белом снегу и серых скалах. Все это приводило нас в трепет и напоминало об одиночестве.

Гарри пошел проверять копыта своего мула, который слегка прихрамывал последнее время; я и Ле Мир сидели рядом у огня, вперившись в него, наблюдая за игрой пламени. Несколько минут мы молчали.

— Возможно, в Париже… — вдруг начала она, потом остановилась и замолкла.

Но мной овладевала меланхолия, я хотел слышать ее голос и сказал:

— Ну? В Париже…

Она посмотрела на меня, глаза ее были мрачными, и ничего не сказала. Я настаивал:

— Дезире, вы сказали: «В Париже»…

Она неприятно рассмеялась:

— Да. Мой друг, но это бесполезно. Я думала о вас.

«Ах! Карточка. Мистер Пол Ламар. Пригласи его, Джиуи.

Хотя нет, пусть подождет — меня нет дома». Это. мой друг, было бы в Париже.

Я уставился на нее:

— О господи, Дезире, что за чепуха?

Она не обратила внимания на мой вопрос и продолжала:

— Да, так бы это и было. Почему я говорю? Горы гипнотизируют меня. Снег, одиночество — я совершенно одна. Ваш брат, что он за человек? А вы, Пол, не обращаете на меня ни малейшего внимания. У меня была возможность — относительно вас, и я посмеялась над ней. А что касается будущего — смотрите! Видите эту груду снега и льда, которая сверкает, холодная и беспощадная? Это моя могила.

Я старался думать, что она таким образом развлекает себя, но ее глаза блестели не от веселья. Я посмотрел туда, куда был обращен ее взор, — на груду снега — и, вздрогнув, спросил:

— Что за нездоровая тема, Дезире? Это малоприятно.

Она поднялась и подошла ко мне. Ее глаза были надо мной, и я не смог выдержать ее взгляд. Потом она заговорила, голос был тихим, но очень четким:

— Пол, я люблю вас.

— Милая Дезире!

— Я люблю вас.

Я был сам собой в секунду, спокойный и улыбающийся. Я был уверен, что она играла, а я не люблю портить хорошие сцены. Поэтому я просто сказал:

— Я польщен, сеньора.

Она вздохнула, положила руку мне на плечо:

— Вы смеетесь надо мной. Вы не правы. Разве я выбрала это место для флирта? Раньше я не могла говорить, теперь вы должны знать. В моей жизни было много мужчин, Пол; какие-то дураки, какие-то не совсем нормальные, но не такие, как вы. Я никогда не говорила «я люблю вас» и говорю это сейчас. Как-то вы держали мою руку — вы никогда не целовали меня.

Я встал, улыбаясь, весь какой-то глупый, и обвил ее рукой.

— Поцеловать? И это все, Дезире? Что ж…

Но я ее неправильно понял и обманулся. На ее лице не двинулся ни мускул, я стоял, как перед стальным барьером. Она стояла выпрямившись, смотря на меня таким взглядом, что вся беспечность и цинизм испарились, и наконец сладким голосом, но с болью она сказала:

— Зачем убивать меня словами, Пол? Я не имела в виду сейчас. Теперь слишком поздно.

Потом она быстро повернулась и пошла к Гарри, который бежал к ней, чтобы услышать какую-то тривиальную просьбу, а минутой позже наш проводник объявил, что ужин готов.

Думаю, инцидент был исчерпан между нами; я и не догадывался, как глубоко ранил ее.

А когда я понял это некоторое время спустя и при других обстоятельствах, моя ошибка чуть было не стоила мне жизни, а в придачу и Гарри тоже.

Во время еды Ле Мир была очень весела. Она пересказала историю героини Бальзака, которая пересекла Анды, переодевшись испанским офицером, совершая дивные подвиги со своей шпагой и производя опустошение в сердцах милых дам, которые считали ее мужчиной.

История сильно развлекла Гарри, который просил рассказать ее в подробностях, потом Дезире решила дать отдых памяти и волю воображению. И ее импровизация была не хуже самой истории.

Мы закончили ужин еще засветло. До сна оставалось три часа. Так как больше делать было нечего, я позвал проводника и попросил рассказать о скалах, серых и твердых, которые неясно вырисовывались справа от нас.

Он, как обычно, с безразличием кивнул, и через пятнадцать минут мы отправились в путь. Проводник шел впереди, за ним Гарри, потом Дезире, я замыкал шествие.

Трижды я пытался заговорить с ней, но каждый раз она трясла головой и не поворачивалась. Ее поведение и слова часом раньше были для меня загадкой; была ли это очередная выходка Ле Мир или…

Мне было интересно разгадывать эту загадку; но я выбросил ее из головы, решив, что получу ответ позже, и стал разглядывать то, что было вокруг.

Мы проходили через расщелину между двумя валунами длиной триста или четыреста метров. Впереди, в конце прохода, был такой же валун.

Наши шаги отдавались эхом от стены к стене; ветер выл, и этот звук достигал наших ушей, доводя до дурноты. Кругом были довольно большие щели, в них могла бы пройти лошадь, края валунов осыпались.

Я думал, помнится, что эта порода была известняком, — то тут, то там виднелись слои кварца. Вдруг я услышал крик Гарри.

Я подошел. Гарри с Дезире и Филип, наш проводник, остановились и смотрели на скалу, в которой был проход. Проследив взглядом, куда они смотрели, я увидел линии, выдолбленные на стене, — явно грубую попытку изобразить животное.