Авантюристы

О, если бы можно было узнать содержание этого письма, прежде чем передать его! Но конверт, надписанный твердым, четким почерком, ревниво хранил свою тайну под красною печатью с латинским девизом и крестом. Сколько ни верти его в руках, как ни ломай себе голову над ним, — узнает его содержание не тот, кто его подаст, а тот, кто его получит.

Если бы можно было по крайней мере посоветоваться об этом с Потанто? Но тайна принадлежит не ему одному! Даниэль оказал ему такое же доверие, как и цесаревна, и только потому, что Барский ручался за него…

Как все это, на его беду, хитро переплелось!

Пастор Даниэль без сомнения — агент Барского, а следовательно и великой княгини, а он, Углов, — русский подданный, дворянин и офицер, значит, должен волей-неволей его руку тянуть и исполнять его поручения.

К тому же взял у этого Даниэля деньги.

Впрочем последнее не беспокоило Владимира Борисовича: деньги без сомнения Барского, а с этим он сочтется. Вернуться бы только в Россию, устроив все дела! Слава Богу, что главное сделано: письмо цесаревны передано по принадлежности. Почем знать, может быть, обстоятельства так сложатся, что ему невозможно будет оставаться у Потанто? Вмешивать в темное дело, которое у него может завариться с этим Паулуччи, добрых людей, принявших его, как родного, тоже не совсем-то удобно. Кто знает, ему, может быть, придется вызывать на дуэль своего таинственного врага и убить его, чтобы сохранить состояние, которое тот так несправедливо хочет отнять у него?

Вот с какими мыслями вернулся Углов в дом, где его так радушно приютили, вот о чем он продумал всю ночь. Но это не помешало ему подняться чуть свет и, не дождавшись возвращения своих хозяев от ранней обедни, отправиться искать дилижанс, сновавший между Парижем и летней резиденцией короля.

Скоро Владимир Борисович нашел дом, из которого выезжали дилижансы в Версаль, а к полудню уже оказался перед гостиницей «Три лебедя», в которую зашел позавтракать и оправить свое запыленное платье, чтобы затем отправиться пешком разыскивать помещение графа де Бодуара.

Все вышло так, как предсказал Углову лакей при городском доме этого вельможи. Конюх, встретившийся ему у ворот решетки, окружавшей дворец и прилежащие к нему пристройки, из которых ничтожнейшая по размеру была чудом архитектуры, искусства и вкуса, сказал ему, указывая на здание с раззолоченной крышей, сверкавшей среди деревьев:

— Помещение графа де Бодуара находится в этом павильоне. Идите все прямо по аллее. В конце ее вы увидите часового; обратитесь к нему: он вам укажет, в какой войти подъезд.

Углов так и сделал. Но строение, на которое ему указали, оказалось, когда он подошел к нему, так обширно и высоко и к нему вело такое множество входов, что пришлось обратиться за справками не к одному часовому, а также и к служителям, то и дело шмыгавшим взад и вперед мимо Владимира Борисовича. Один из них указал ему на подъезд между мраморными колоннами, а когда Углов подошел к нему в нерешительности, как поступить дальше, чтобы узнать, на каком этаже апартамент, который ему надо было найти, — из-под земли, у самых его ног, выскочил поваренок, вызвавшийся проводить его до самой двери графа де Бодуара.

Он повел Углова по бесчисленным лестницам и переходам, темным и светлым, мимо запертых дверей, через несколько красивых светлых зал, с изваяниями в нишах между колоннами и с растворенными настежь дверями в парк, все выше и выше, до широкого светлого коридора, в котором с одной стороны тянулись высокие окна, а с другой — двери. У одной из этих дверей поваренок остановился со словами: «Вот постучитесь тут, может быть вам и отворят», — и, сжав в кулаке монету, полученную за труды, пустился со всех ног бежать к черневшей в противоположном конце коридора бездне, в которую и юркнул так поспешно, что не успел Углов опомниться, как от него и след простыл.

Владимир Борисович остался один. На стук его никто не шел. Подождав несколько минут перед дверью, которая не растворялась, он подошел к окну и стал смотреть из него вниз, на сад среди строений.

Тут только убедился он, как высоко забрался. В своем волнении, следуя за маленьким спутником с лестницы на лестницу, он незаметно достиг шестого этажа красивого здания со множеством башен, балконов, террас, уставленных растениями. Сравнительно с высокими стенами, которыми он был окружен со всех сторон, сад с тенистыми аллеями и великолепной перистой пальмой посреди клумбы редких цветов казался совсем маленьким. День был жаркий и солнечный, но в зеленом уголке, которым любовался Владимир Борисович, было тенисто и прохладно: солнечные лучи сюда не доходили. Не достигали сюда также и гул голосов, топот лошадей и грохот катившихся экипажей. Тут было тихо и мирно, и, кроме чириканья птиц в деревьях, ничего не было слышно.