Авантюристы

Он поник головой и, слегка раскачиваясь, запел с чувством: «Уж ты ми-илая моя, сама виноватая… Титьки выросли большие, голов-ва лохматая!»

— Найн, — пытаясь нацепить на расквашенный нос разбитое penz-nez, ухмылялся Заубер. — Мы не должжен отступайт!

Последовавшие за этим несколько дней каждый занимался своим делом, но по отношению друг к другу партнеры старались выказывать редкую вежливость и предупредительность, однако, встречаясь нос к носу, что, впрочем, бывало нечасто, они смущенно улыбались и отводили глаза. Сергей, не имея четкого плана, начал поиски Катерины, и они вместе с Мишель окунулись в солнце и воздух Истанбула, ветер в каменных иглах минаретов и море, в котором отражалось высокое небо.

Сергею нравился этот город, все эти яркие ткани, мечети, запахи специй и подведенные сурьмой глаза встречных незнакомок. Плохо было только то, что среди этих глаз не встречалось васильковых очей Катерины. Совесть, и без того донимавшая его, материализовалась в виде злобных взглядов, которыми бомбардировал его мрачный, ушедший в себя Степан. Муки совести привели к тому, что Нарышкин попытался было манкировать своими обязанностями в отношении Мишель, на что та ответила Сергею ночным скандалом с классической истерикой, заламыванием рук и битьем посуды. Под утро она долго рыдала у него на плече, после чего собралась, привела себя в порядок и, оставив возлюбленному некую сумму «на проживание», велела ждать несколько дней, ничего не предпринимая. Нарышкин последовал совету и ничего не предпринимал, за исключением того, что слонялся по душным, крикливым улочкам и переулкам Галаты, временами пускаясь в исследование содержимого заведений, в коих подавали горячительные напитки. Терентий и Заубер, усталые и перепачканные грязью, возвращались в свою комнату поздно ночью, когда Гроза морей уже во всю храпел, разметавшись среди подушек. Но сны его были беспокойны…

Катерина, наклонившись над ним, смотрела с укоризной. Лицо её выглядело печальным. Нарышкин хотел было объяснить: то, что произошло, было необходимо для дела; соврать, что между ним и француженкой ничего такого особенного не произошло, но слова застревали в горле, и наружу вырывалось какое-то нелепое бормотание.

Сергей попытался ее обнять, но Катерина выскользнула и погрозила Сергею пальчиком. Нарышкин двинулся к девушке, но та стала отступать, а потом вовсе бросилась прочь. Гроза морей поспешил за ней, еле шевеля чужими, ватными ногами. Катерина уходила от преследования бесконечными анфиладами незнакомых комнат, открытыми террасами, лестницами с деревянными перилами, гулкими залами и темными коридорами. Нарышкину казалось — вот-вот он схватит ее за руку, но в самый последний момент Катя увертывалась, и Сергей ловил пустоту.

Наконец они оказались в комнате с одним только выходом, Нарышкин растопырил руки и попытался загнать девушку в угол, тогда Катерина сорвала со стены икону и выставила перед собой.

— Что, поцеловать хочешь? — зло усмехаясь, спросила его Катя, — Не меня, Её целуй! — закричала она, вздымая икону над головой.

— Иверская, — успел подумать Сергей, но вместо светлого лика Богородицы с иконы елейно и томно улыбалась Мишель…

— Я недостоин, недостоин! — крикнул Нарышкин…

…и проснулся. Из высоко расположенного окна бил луч света, где-то совсем рядом на улице противно завывал муэдзин, от дешевого вина подташнивало, и на душе у Сергея было гадко. Поднявшись и кое-как приведя себя в порядок, он отправился в общий зал таверны, где занялся самолечением. То есть принялся поглощать порцию популярного в Пере лекарства для тех, кто перебрал накануне. Называлось это снадобье «ишкембе чорбасы» и представляло из себя суп из бараньей требухи с лимоном и уксусом. За этим занятием его и нашли компаньоны.

— Ну, будет Вам, сударь мой, прохлаждаться, — без укора сказал Терентий, заглядывая в тарелку к барину. — Что Вы тут как сыч в дупле сидите?

— Друг сердечный, таракан запечный, пора дело делать, Серьожа, — бодро посверкивая новыми стеклами, почти чисто выговорил Заубер и осторожно хлопнул Нарышкина по плечу. Сергей оторвался от тарелки и прищурился, глядя на компанейцев.

— А вы неплохо снюхались, как я погляжу!

— Хватит телепкаться, — улыбнулся Иоганн Карлович. — Надо немного мыслить.

Как говорят в Россия: одна голова хорошо, а два лучше.

— Ну, моя-то сейчас вряд ли что сообразит, — Нарышкин отхлебнул «ишкембе чорбасы». — Извольте видеть: поправляюсь… после вчерашнего… и вообще, мне кажется, я не достоин искать реликвии. Что я вам Перцифаль какой-нибудь? Обычный отставной поручик, плевка жалко… В бабах, вот, запутался… К тому же, соблаговолите заметить, — пьющий человек…

— Через фюнф минут — на улица, — безапелляционно объявил Заубер.