Авантюристы гражданской войны: историческое расследование

В начале апреля 1918 года во Франции пало министерство Клемансо, и первыми шагами его преемников — «левых радикалов» было возвращение во Францию своего десанта из Украины и прекращение интервенции. Франко -греческие войска получили приказ: в течение трех дней очистить Одессу. Но они поспешили и очистили ее за два дня, передав власть местному Совету. Это было внезапное, неожиданное бегство. Ведь еще несколько дней назад союзнические войска, удерживая фронт, бились с григорьевцами на подступах к Одессе за станции Березовка и Раздельная.

Небольшие отряды, которыми командовал генерал Гришин-Алмазов, пытались организовать оборону, но, поняв бесперспективность сопротивления, попросились на французские корабли, чтобы морским путем покинуть Одессу. Войска Григорьева, не встретив отпора, победоносно вошли в Одессу. О «грандиозной» своей «победе над Антантой» атаман телеграфировал всему миру.

Очевидцы вспоминают, что незадолго до этого Григорьев «в продолжение суток слушал полковой оркестр... пил вино из ведра и большей частью был пьян». Так проводил время перед «судьбоносным» штурмом Одессы «красный генерал».

Его бригаду, состоявшую из 6 полков, конного и артиллерийского дивизионов, развертывают в 6-ю дивизию 3-й украинской советской армии.

8 апреля Григорьев въехал в Одессу на белом коне. Части его были одеты в трофейное английское обмундирование, хорошо вооружены.

«Вся Пушкинская улица была заполнена народом. Григорьев ехал, стоя в автомобиле. Автомобиль еле двигался сквозь толпу, которая выкрикивала «Ура!» Каждому хотелось [102] протиснуться к автомобилю. Кто-то ухватил атаманскую руку и поцеловал ее. После этого Григорьев уже сам протягивал руку для поцелуя. Толкотня, выкрики, крики. Атаман довольно усмехался, он никак не ожидал такой встречи» — вспоминал очевидец «триумфа» Григорьева. Другой очевидец писал, что григорьевцы, «одетые не по сезону (уже было по-весеннему тепло), в папахах и свитках, на низкорослых конях, удивляли своей незначительной численностью и несоответствием тому внешнему блеску, которым ослепляла франко-греческая кампания».

Красный командарм Скачко докладывал в центр: «Одессу взяли исключительно войска Григорьева (кстати, после 1919 года об этом всегда умалчивали — Авт.). В двухнедельных беспрерывных боях бойцы показали выносливость и выдающуюся революционную стойкость, а их командиры — храбреет и военный талант... Прошу товарища Григорьева, который лично показал пример мужества в боях на передовых линиях, под ним было убито два коня и одежда прострелена в нескольких местах, и который добился победы над сильным врагом с незначительными потерями, наградить орденом Красного Знамени...»

Зазнавшийся Григорьев «трубил» на весь свет: « Я победил французов, победителей Германии, и один мой снаряд выбил председательское место из-под Клемансо!» Григорьев после взятия Одессы заболел «звездной болезнью». Он говорил о себе как о мировом стратеге, полководце, любил почести и лесть, появлялся «перед народом» в составе большой свиты. После «одесской победы» атамана редко можно было увидеть трезвым, причем, не желая пить один, Григорьев постоянно склонял к пьянству весь свой штаб. Кстати, григорьевцы обожали своего атамана не только за «волю и свободу», царившие в частях, а главное, за то, что атаман раздавал большую часть захваченных трофеев бойцам, и с его молчаливого согласия григорьевцы реквизировали, или попросту грабили, не только трофейное, но и личное имущество мирных граждан. Атаман раздавал также часть трофеев крестьянам северных районов Херсонщины, часто выступал в роли третейского судьи в крестьянских спорах. Тогда он стремился казаться справедливым и великодушным...

Не все было так безмятежно в отношениях большевиков с Григорьевым. Противоречия усилились после «одесской [103] победы». Атаману достался не только самый населенный и самый богатый на Украине город, крупнейший порт и промышленный центр, Одесса была еще и центром интервенции армий девяти стран, Огромное количество амуниции, мануфактуры, продовольствия, оружия, боеприпасов были доставлены из-за границы в Одессу для армий интервентов. В большинстве своем все это богатство не было своевременно эвакуировано. Склады и вагоны с этим «добром» остались в одесском порту.

Григорьевцы принялись вывозить эти трофеи эшелонами в родные села, а также вооружились трофейным и оделись в трофейное. Но на эти богатства были и другие претенденты — местная большевистская власть, которая утвердилась сразу же после захвата Григорьевым Одессы, а также всевозможные дельцы-махинаторы, уголовные банды. Григорьев угрозами и уступками пытался умерить аппетиты одесситов, которые стремились захватить часть «трофеев».

Поставленные Григорьевым начальники гарнизона явно не устраивали ни большевиков, ни теневой бизнес. Особое недовольство у большевиков вызывал комендант Одессы от войск Григорьева Юрий Тютюнник, вчерашний петлюровский офицер. Тютюнник был человеком очень амбициозным, резким и к тому же украинским эсером, что раздражало большевиков.