Авантюристы гражданской войны: историческое расследование

Предчувствуя потерю власти, Керенский пошел на союз с большевиками для мобилизации всех революционных сил на разгром мятежных войск. Союз с большевиками стал роковой ошибкой премьера. Поняв, что карты Корнилова биты, Савинков добивается своего назначения петроградским военным губернатором и командующим обороной столицы от войск мятежников.

30 августа — 1 сентября 1917 года мятеж был подавлен стараниями не только Савинкова... Против мятежников, кроме войск правительства, выступили вооруженные дружины красногвардейцев и черногвардейцев-анархистов — будущая армия ленинского переворота.

Солдаты, которых вел Корнилов на столицу, отказались принимать участие в мятеже. Корнилов, Деникин и другие мятежные генералы были арестованы. Хотя Савинков вышел из этой сложной игры победителем, то была «пиррова победа».

Воспользовались победой «злонамеренные» большевики, что на волне «революционной истерии» провели перевыборы и «большевизацию» Советов и фактически узаконили свои вооруженные формирования Красной гвардии.

«Левые» ораторы и «левая» пресса обрушили на Савинкова град обвинений в «подстрекательстве» генералов к мятежу, в сговоре с реакционными силами. «Левые» силы требовали немедленной его отставки. Савинкова изображали как предателя и возможного кровавого диктатора, стремившегося, «потопив в крови» революцию в стране, восстановить монархию. Уже в сентябре 1917 года он был «брошен в жертву левым», лишился всех своих должностей и за «двойную игру» был исключен из партии эсеров, одним из основателей которой он являлся. Керенский, рассматривая Савинкова как своего политического конкурента, с удовольствием расстался с неугомонным экс-террористом.

Правда, уже через несколько дней после своего «изгнания» он возвращается в «большую политику» как избранный депутат Предпарламента — Временного Совета Российской республики. Тогда же он избирается делегатом будущего Учредительного собрания — «предбанника», как шутил Савинков, и провидчески добавлял: «...предбанника, перед кровавой баней». [267] Он чувствовал, что заигрывания Керенского с большевиками добром не кончатся...

25 октября 1917 года государственная власть оказалась в руках большевиков. Вместе с генералом Алексеевым Савинков безуспешно стремился разблокировать осажденный Зимний дворец. Керенский же, бежав в Гатчину, все еще надеялся организовать военные силы для похода на мятежный Питер. (В первом бою гражданской войны — под Гатчиной — сходятся три «героя» нашей книги: Дыбенко, Муравьев и Савинков.)

В Гатчине к Керенскому примкнул казачий генерал Краснов и несколько верных ему полков, а также Савинков, ставший почему-то делегатом Совета Союза казачьих войск. Еще в сентябре 1917-го Савинков предлагал правительству опереться на казаков в борьбе с большевиками. «Казак» Борис Савинков потребовал от свергнутого Керенского «какое-либо официальное положение», но Керенский уклонился от ответа, все еще видя в Савинкове конкурента на уже навсегда утраченную власть.

Генерал А. Деникин в «Очерках русской смуты» пишет, что Савинков в Гатчине «возбуждает офицеров гатчинского гарнизона против Керенского и предлагает Краснову свергнуть Керенского и самому стать во главе движения... В поисках «диктатора», создаваемого его руками, он отбрасывает уже всякие условные требования «демократических покровов» и от идеи власти, и от носителя ея».

На следующий день собрание офицеров и казаков Гатчины настоятельно потребовало, чтобы Савинков был назначен руководить их обороной от наступавших с севера «красных» матросов. 30 октября Борис Викторович принял должность начальника обороны Гатчины. Но уже через день, почувствовав, что выступление Керенского — Краснова обречено, он одним из первых бежит из Гатчины в ставку Главнокомандующего, под предлогом поездки за военными подкреплениями.

Чувство самосохранения заставило его покинуть Гатчину, где уже через несколько часов были «красные», а ненадежные казаки, замирившись с ними, «купили» полную свободу, пообещав выдать и Керенского, и Савинкова. [268]

Савинков остановился в Луге, откуда главнокомандующему всеми российскими войсками Духонину шлет телеграмму: «...совершенно необходимо сосредоточение верных Временному правительству войск в районе Луги для защиты законной власти». Вскоре он сообщает Духонину: если в Луге сосредоточить 2–3 дивизии с артиллерией и небольшими конными отрядами, то поход на Питер «без особого труда увенчается успехом» при личном командовании самого Савинкова. Действительно, Советская власть была так слаба и распространялась тогда только на столицу, что 15–20 тысяч верных штыков могли изменить ход истории.

Но как раз таких верных штыков уже не существовало, и переброску частей без ведома Советов уже невозможно было осуществить... Да и сам Духонин со своим штабом будет расстрелян солдатами спустя 10 дней после получения этого письма.