Авантюристы гражданской войны

На запасных путях Николаевской железной дороги в бывшем царском составе (А) разместились Бонч-Бруевич и Парский. Целый день они рыскали по городу, разъезжая по знакомым, посещая рестораны, театры и все остальные места, где была надежда встретить зверя: нужных им офицеров. Кроме того, «военные руководители совета обороны республики[46]» выпустили воззвание к своим товарищам, в котором уговаривали их не увлекаться Корниловскими авантюрами и помочь восстановить русскую армию.

Верили ли эти «честные маклера» в искренность намерений Троцкого воевать с немцами? Нисколько. Ибо, когда через два месяца, в Москве, в революционном трибунале судили матроса Дыбенко за сдачу Нарвы[47], то Бонч-Бруевич на вопрос, обращенный к нему обвинителем Дьяконовым: «Скажите, товарищ генерал, с достаточными ли основаниями была сдана Нарва?» — смеясь, ответил: «А скажите, товарищ обвинитель, с достаточными ли основаниями мы сдали всю Украину и весь Донецкий бассейн?^{3}»

«Позвольте, позвольте, свидетель, — возмутился председатель трибунала, б. прис. пов. Берман, — нельзя отвечать вопросом на вопрос!»

«Именно можно, — отрезал любимец Троцкого, — кому же не понятно, что была сплошная кукольная комедия!»

«Продолжаете ли вы, свидетель, находиться на советской службе?» — ехидно спросил в свою очередь защитник, лев. эсер Штейнберг.

«Да, продолжаю». — «В какой должности?» — «Военный руководитель совета обороны республики». — «Что ж, и теперь у вас кукольная комедия?» По залу прошел смешок, и председатель поспешил вмешаться: «Свидетель, на неуместные вопросы вы можете не отвечать».

И Бонч-Бруевич не ответил. Отговариваясь «делами первостепенной государственной важности», он покинул Митрофаньевский зал. За ним по обеим сторонам шли вызванные в качестве экспертов генералы Кузнецов и Лукирский. Первые ласточки западни…

III

На голос невидимой Пэри

Шел воин, купец и пастух…[48]

И когда в середине марта 1918 невидимая Пэри вместе с остальными Советскими учреждениями переехала в Москву[49], она разместила свою западню на запасных путях Александровского вокзала[50] и значительно расширила свою деятельность.

Ближайшими объектами заманивания были избраны Клембовский[51] и Гутор[52]^{4}. Клембовский — ограниченный, робкий чиновник; всю жизнь он переходил из одного военного училища в другое, то в качестве воспитателя, то в качестве начальника. Среди товарищей по академическому выпуску он выделялся определенной бездарностью. Когда в результате Корниловского coup d'etat[53] почти все генералы или попали в тюрьму, или ушли в отставку, Клембовский, сохранивший нейтралитет, быстро выдвинулся. На Клембовского подействовали через его жену; ее же взяли самыми элементарными искушениями — показали кончик тысячерублевого билета, сдобную булку, новые ботинки. И в результате семейных скандалов Клембовский уселся в военном совете…

Еще легче сдался Гутор.

Не последнюю роль в решении Гутора сыграл фактор личной вражды к Корнилову и Деникину. Из-за Корнилова Гутор в июле 1917 г. потерял пост главнокомандующего юго-западным фронтом; он затаил обиду и жаждал мести по отношению к своему счастливому сопернику — Деникину.

«Посмотрим, — посмеивался Гутор, — чья возьмет: кубанцы Лавра (Корнилова) или наши лапотники…»

29 марта Ц.И.К. в результате небывалых столкновений меж самими же большевиками незначительным большинством утвердил продолжение «Левиных штук», но ни регистрация, ни тем более мобилизация офицеров до самой осени не производилась. Те, кто решил не служить у большевиков, уезжали на Украину или к Корнилову. В эти же дни кликнул свой клич полковник Щербачевской[54] армии Дроздовский[55], которому удалось собрать около 600 офицеров. Эти первые дроздовцы в конном строю с непрерывным боем прошли легендарный путь от Ясс в Румынии до Ростова-на-Дону (1300 вёрст)[56]…

* * *

Военному совету недоставало теоретика, специалиста по уставам, реформам, докладам. Парский вспомнил о генерале А. А. Балтийском[57]. Бюрократ pur sang[58], секретарь Сухомлинова, посвященный во все комбинации бывшего военного министра, профессор Николаевской академии, председатель всевозможных воинских комиссий, Балтийский быстрым опытным взглядом оценил положение: народу много, но друг друга боятся и что делать не знают. Нужно придать делу стержень, перейти из области психологических неприятных чувствований в область успокаивающей знакомой и милой терминологии. Балтийский предложил Троцкому изготовить проект организации нового органа, который, по идее автора, смог бы свершить реформу округов, где в штабах заседали кочегары крейсеров и слесаря с обуховских заводов. Параллельно с созданием этой высшей военной инспекции Балтийский принялся за общую переработку всего воинского устава.

Остро чувствуя подозрительность нового патрона, Балтийский пустился на провокацию. Начал с эсерства.

«Полагал бы полезным принять за основу работ проекты устава, разработанные особой комиссией при временном правительстве…»