Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»

Литературную деятельность Бернарден де Сен-Пьер начал в России с составления проектов. Были предложения, достойные если не Мюнхгаузена, то Некопейкова: например, доставка срочной почты с помощью пушечных ядер летом и на коньках зимой. Наиболее известен его «Проект компании для открытия пути в Индию через Россию», поданный Екатерине II в 1763 г. через Григория Орлова. В нем он предлагал почестями и деньгами привлечь в Россию людей, которые были вынуждены, подобно ему, покинуть родину. Можно обеспечить их свободу и процветание, основав колонию на берегу Аральского моря. «Колония авантюристов будет признана русским двором как суверенная вольная республика, управляемая по собственным законам, сама выбирающая советников магистратуры и чиновников»[438]. Сто пятьдесят дворян и сто пятьдесят ремесленников образуют государство, призванное завоевать и цивилизовать дикий край и юные народы. Оно будет уравновешивать русский деспотизм и разнузданную татарскую вольницу. Авантюристы поставят под свой контроль торговлю Индии с Россией, а в идеале и со всей Европой.

Хотя в тот же год Екатерина II приказала обследовать и описать восточное побережье Каспийского моря, план Бернардена понравиться ей не мог. Во-первых, по причине своей неосуществимости: добраться водным путем из Петербурга до Персидского залива можно только на географической карте той эпохи. Автор и сам признается: «Эта мысль тотчас приходит в голову при первом взгляде на географическую карту»[439]. Во-вторых, план был дорог: Бернарден просил заем в 150 тысяч рублей без малейшей гарантии, что сможет его вернуть. И, наконец, замысел прямо противоречил фундаментальному принципу авторитарного правления, которое Екатерина II считала единственно приемлемым для России.

Уехав в Польшу в июне 1764 г., Бернарден де Сен-Пьер, как истинный авантюрист, тотчас предал свою прежнюю государыню. Он стал секретным агентом французского посла, поддерживал противников русской партии, а когда королем при поддержке Екатерины II был избран Станислав-Август Понятовский, постарался добиться его расположения (позднее так же добивались благосклонности польского короля и активно поддерживали его противников Казанова и С. Заннович[440]). Но, не получив ни в Варшаве, ни позднее в Берлине подходящей должности, Бернарден несолоно хлебавши вернулся в Париж. Рекомендации французских дипломатов помогают ему получить только место на судне, отправляющемся в Индийский океан, на остров Иль-де-Франс, ныне остров Маврикий.

В июне 1771 г. Бернарден возвращается в Париж после семимесячного путешествия. У него нет ни должности, ни денег, одни лишь долги, которые он наделал в России, Польше и Пруссии. Друзьям-кредиторам он может предложить только «несколько скверных кораллов и посредственных раковин»[441]. Русский посол в Берлине князь Владимир Сергеевич Долгорукий отказался от раковин, которые Бернарден предложил ему в письме от 3 июля, и уверил в ответном послании от 17 августа 1771 г., что не торопит его с уплатой пятисот ливров. Посол готов подождать, пока министр морских дел и колоний не выполнит своих обещаний[442]. Как известно, Бернарден в своем «Путешествии в Россию» назвал русских «непостоянными, ревнивыми, вороватыми и грубыми, уважающими только тех, кто им внушает страх», сделав исключение только для семей Долгоруких и Воронцовых[443].

В августе Бернарден подал министру Пьеру-Этьену Буржуа де Буину прошение о возмещении 1300 ливров, израсходованных во время путешествия. Но морской министр приказал выплатить ему только 800 ливров и жалованье за полгода[444]. Осенью 1771 г. «капитан инженерных войск» отказался продолжить дипломатическую карьеру, последовать в Неаполь за своим давним покровителем, бароном де Бретеем, и покинул его дом. У него остался последний шанс — обработать и опубликовать свой путевой дневник. «Не потому, что я хочу стать литератором, подобная карьера малоприятна и никуда не ведет», — спешит он оправдаться в письме к своему другу Эннену[445].

Несмотря на все уверения, Бернарден связывает с книгой большие надежды. «Я развлекся сочинением записок об Иль-де-Франсе, которые выйдут в конце года, — пишет он Луи Дювалю 27 июля 1772 г. — Я приберегу для вас экземпляр. Я там рассказываю о рабе, который носил ваше имя и которому я даровал свободу. Все говорят, что книга будет удачной. Ваш соотечественник [Жан-Жак Руссо] и г-н д’Аламбер меня в том уверяют. Но я сомневаюсь. Если все получится, я, может быть, попрошу вас передать один экземпляр Ее Величеству, которой я также многим обязан»[446].