Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»

Второй путь, более утопичный, предусматривал создание поселений вольных колонистов, лучше всего швейцарцев: они-дё послужат очагами свободы, которая затем распространится в России[383]. Дидро развивал этот план в написанных им главах о России для «Истории обеих Индий» аббата Рейналя[384]. Философ предлагал также преобразовать Уложенную комиссию в постоянно действующий парламент и тем самым заложить в России начатки демократии и законодательной власти.

Но, съездив в Петербург и проведя зиму 1773–1774 гг. в беседах с императрицей, Дени Дидро стал весьма скептически относиться к возможности цивилизовать Россию. По его мнению, обширность территорий и отсутствие дорог не позволяют управлять страной из единого центра. Суровый климат и длительная зима, останавливающая сельские работы, располагают население к лености и пьянству. Иноземные ученые, переселенные на русскую почву, вянут, как экзотические растения на морозе. Лучшее, что может случиться с Российской империей, — это ее крушение, распад на дюжину мелких государств: тогда порядок, наведенный в одном из них, послужит примером для других.

Распространение в России республиканских идей всячески поддерживалось французскими дипломатами. В конце царствования Елизаветы Петровны шевалье д’Эон написал мемуар «Рассуждение о легкости революции в России по смерти императрицы, с Планом, коему надобно было бы следовать, чтобы преуспеть, и о возможности осуществления его в дальнейшем», где призывал «отменить позорное рабство» и совершить «революцию в форме правления, сделав его свободным». Но для того, чтобы ослабить, а не усилить страну: «Свобода, единожды проникнув в Российскую империю, заставит ее впасть в анархию, подобную польской […] Всякий русский, кто получил образование и путешествовал, сотни раз вздыхал над несчастной долей в приватных со мной беседах. Те, кто читает французские брошюры, а тем паче английские, объявляют себя приверженцами самой смелой философии и противниками, вместе с друзьями своими, деспотического и тиранского государства, в котором они живут»[385]. Д’Эон сохранил интерес к республиканским идеям и включил в шестой том своих «Досугов» перевод английского сочинения XVII в. «О превосходстве свободного государства», где в главе «Конституция правовой республики» отстаивается принцип верховной власти народа[386].

После переворота, приведшего на трон Екатерину II, французский посол барон де Бретей доносил в Версаль: «Форма правления тяготит большую часть русских, беспременно все хотят освободиться от деспотизма, и я такого мнения, что если императрица потеряет сына, то ей, дабы удержаться, придется отдать власть нации; в частных и доверительных беседах с русскими я не забываю дать им почувствовать цену свободы и свободы республиканской — крайности по вкусу нации, ее грубому и жестокому духу; хотя будущее непроницаемо, я льщусь надеждой увидеть, как обширная и деспотическая Империя разлагается в Республику, управляемую группками сенаторов. Самым счастливым днем мой жизни будет тот, когда я стану свидетелем этой революции»[387]. Вернувшись на родину, посол развил эти идеи в «Мемуаре о России» (1763), доказывая, что «надо постараться сокрушить русскую нацию с помощью ее самой»: «Уже двадцать лет, как правительство неосторожно отпускает многих молодых людей учиться в Женеву. Они возвращаются с головой и сердцем, наполненными республиканскими принципами, и вовсе не приспособленными к противным им законам их страны»[388].