Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»

Как мы видим, у императрицы были основания подозревать скрытый умысел в благородных планах, тем более что тайная дипломатия частенько вербовала писателей и философов. Но в первую очередь Екатерина II стремилась защитить репутацию — свою и своей страны. Она предлагает просвещенной публике собственную версию того, почему европейские проекты проваливаются в России: виноваты не ученики, а учителя. Она старательно подбирает зрителей-очевидцев, в первую очередь известных иностранцев, и подсказывает, как относиться к происходящему, подобно тому как персонажи ее комедий прямо обращаются к зрительному залу. Императрица в комических тонах излагает историю в письмах, посылает копии третьим лицам, как, например, Фальконе. Она пишет комедии и рассказывает анекдоты о философах иностранным дипломатам, в частности послам Франции и Австрии графам де Сегюру и фон Кобенцлю. Тем самым она порождает новые тексты: мемуары и драматические пословицы своих «карманных посланников». Обнаружив удачную формулу или позаимствовав ее из полемики Вольтера и Руссо, Екатерина II многократно пускает ее в ход. Таков, в первую очередь, образ «человека на четвереньках». 30 августа 1755 г. Вольтер, прочитав «Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми», пишет Руссо: «Я получил, милостивый государь, вашу новую книгу о роде человеческом […] когда читаешь ваше сочинение, берет охота ходить на четвереньках». Фернейский патриарх иронически изображает философа как человека, впавшего в детство, превратившегося в дикаря, в первобытное существо. Письмо Вольтера немедленно попадает в печать, красное словцо становится публичным и порождает пьесу. Шарль Палиссо в комедии «Философы» (1760) разоблачает энциклопедистов, в первую очередь Дидро, Гримма и Руссо, как шарлатанов и обманщиков. В кульминационной сцене Криспен, пародируя Руссо, ходит по подмосткам на четвереньках и жует лист латука:

Pour la philosophie un goût a qui tout cède
M’a fait choisir exprès l’état de quadrupède;
Sur ses quatre piliers mon corps se soutient mieux,
Et je vois moins de sots qui me blessent les yeux […]
En nous civilisant, nous avons tout perdu,
La santé, le bonheur et même la vertu.
Je me renferme done dans la vie animale;
Vous voyez ma cuisine, elle est simple et frugale.

[Il tire une laitue de sa poche][389]

Екатерина II переосмысливает расхожую формулу: недотепами оказываются иностранцы, не считающие русских за людей. В комедии «Передняя знатного боярина» (1772) на четвереньках разгуливают заморские просители: турок Дурфедгибасов, «пастух во дворянстве», едва ли не блеющий, как его овцы, и француз Оранбар (читай — Мерсье де ла Ривьер): «Я пришел сюда за тем: я бул в свой земля и думал тамо, что здесь все ходят едаки [он показывает, как ходят на четвереньках]. Я добро человек, сердца хорошо, много знай, много читай; я и пошол сюда, дабы поднять всех вам на два нога, и для того сошинил l’évidence, что лучше ходи на две ноги, а не как на четыре, так буди пригожа, лица видна: едак на четыре ходить шей вытянать, горло и борода болеть будит… Ето évidence, Messieurs, évidence!»[390]. Оранбар трусоват и скуп, он едва знает страну, но тем не менее дает советы по любому поводу, в том числе, как победить турок. Через два года императрица напишет Вольтеру, вернув остроту автору: «И г-н де ла Ривьер, который шесть лет назад полагал, что мы ходим на четвереньках и соблаговолил приехать с Мартиники, дабы поднять нас на задние лапы, также прибыл не вовремя»[391]. Шутливый образ блаженной страны дураков и блаженного философа соединяются воедино.