И вот она разыгралась. Ветер превратился в шквал. Дождь забарабанил по обшивке. Аппарат подбросило еще выше, и свирепая стихия понесла его прочь от родных берегов со скоростью курьерского поезда.
Воздухоплаватели принялись молиться каждый своему богу. И, пожалуй, что три раза молитвы их были услышаны. Первый раз помог еврейский Яхве. Когда аппарат вдруг стал стремительно опускаться к белым шапкам волн, беснующихся на море, Моня сообразил ухватить один из мешков с песком и сбросить балласт за борт. И вовремя. Штормовая волна успела-таки лизнуть корзину. Все, кто был в гондоле, ахнули, но дирижабль так же быстро, как и опускался, взмыл к тучам.
Второй раз Зауберу помог его лютеранский Христос.
Задрав голову вверх, немец углядел в грозном движении воздушных масс какое-то едва заметное изменение. Иоганн Карлович схватил Нарышкина за локоть и указал на небольшой просвет, возникший среди туч.
— Вот там, наверху, ветер может иметь другой направлений. Мы должен сбросить весь балласт и взлетать выше туча!
— Но если у нас не станет балласта, а воздух в пузыре остынет, как же мы потом поднимемся? — вытирая мокрое от дождя лицо, резонно спросил Сергей.
— Это есть риск, — согласился Заубер. — Но это есть наш шанц!
— А, шут с ним. Была — не была! — Сергей подал пример остальным и стал вытряхивать за борт песок из мешков. Терентий, морщась от боли в ране, пришел ему на помощь. Дирижабль вздрогнул и слегка поднялся вверх.
— Гут! — одобрил немец. — Надо еще! Аппарат сильно намокайт и стать весьма тяжелый.
— Ах, ты, тундерветер! — заскрипел зубами Гроза морей и, ухватив сразу два мешка, выкинул их из корзины.
— Молодцом Вы, сударь! — похвалил его Терентий. — Там в аккурат вся наша провизия была.
И в третий раз спасла терпящих бедствие воздухоплавателей Матерь Божья, которой вознес православные молитвы Нарышкин. Избавившись от балласта, дирижабль прошил грозовую пелену и взмыл над тучами, туда, где в чистом небе теплым золотистым закатным светом светило солнце, окрашивая в немыслимые цвета и оттенки гривы облаков.
Вскоре стемнело, и небо украсили крупные, с кулак, близкие звезды.
— Я думать, что ветер будет поменяться — удовлетворенно отметил Иоганн Карлович. — Вот только боюсь, что мы будем падать быстрее, чем увидать берег!
— Сумели подняться, сумеем и сесть, — беспечно хмыкнул Сергей.
— А там-то как? — встрял в разговор Терентий. — Янычары нас завидят, чирик по горлышку сабелькой и прощевайте, православные!
— Да выкрутимся как-нибудь! — улыбнулся Нарышкин. — Главное — летим!
— Вы есть настоящий авантюрист, — впервые за весь полет засмеялся Заубер. — А теперь, как это говорить в России, «Утро вечер мудренее»! Вы укладываться спать, а я буду дежурить…
В эту ночь Нарышкину снились одалиски. Они, смеясь, кружились в восточном танце, старались затащить Сергея в свой круг и манили его за собой, обещая тайные наслаждения.
— Кыш, черноглазые! — прикрикнул на них Гроза морей. — Знаю я вас, чертовок! Меня не проведешь! Сначала хороводы водить будем, а потом вы меня жениться на себе заставите! Нет, шалишь, Сережа Нарышкин не таковский будет!
Девушки рассыпались серебряным смехом, одна из них приподняла вуаль, закрывающую лицо, и Сергей узнал в ней… Анастасию Нехлюдову.
— Вот чертовщина! — подумал он и сдернул покрывало у другой танцовщицы — опять Анастасия!
— Не иначе как нечистый ворожит, — подумал Нарышкин.
— Не узнаете меня, корсар? — голосом Анастасии усмехнулась третья.
— Дьявольщина какая-то, — подумал Сергей, тронул вуаль очередной одалиски… и замер, словно громом пораженный.
Из-под вуали ухмылялся, кривя рот, Царь всея Руси Иоанн Васильевич Грозный! Борода и губы его были почему-то измазаны сметаной.
— А ты, Сережа, зело шалун! — облизнувшись, сказал самодержец и зашелся противным клокочущим смехом…
…Нарышкин проснулся оттого, что стало неожиданно тихо. Шум кашляющего двигателя смолк, и слышался только мерный рокот волн где-то далеко внизу.
Сергей резко поднялся, качнув гондолу, и, не удержавшись на ногах, брякнулся навзничь.
— Что происходит? — пытаясь прогнать остатки сна, пробурчал Гроза морей.
— Ничего особенного. Просто мы падать, — спокойно сказал Заубер. — Газ у нас кончаться, и оболочка остывать.
Нарышкин выглянул наружу. На чистом, ясном горизонте гасли последние звезды, и уже вовсю разгоралась алая полоска рассвета. Шторм, так безжалостно оторвавший наших героев от родной земли, стих, и море спокойно и величаво несло свои волны, которые с шипением накатывались на незнакомый скалистый берег внизу.
— Где это мы? — протирая глаза, поинтересовался Нарышкин.
— Как знать? — пожал плечами немец. — Может, это есть Крым, а может и Кавказ!
— Слава Богу, таки не в раю — попытался пошутить Моня. — А может, ше это уже земля обетованная?
— Я не знать, где мы точно находиться, — печально усмехнулся Заубер, с тревогой оглядываясь по сторонам.
— Ветер меняется, — констатировал Терентий. — Отжимной дует с берега. Ежели так и далее будет продолжаться, то нас неуклончиво в море унесет!
— Что можно сделать, Иоганн Карлович? — спросил Сергей.