Авантюристы

— Какова сторонка! — кричит фон Вульф, шагая из угла в угол довольно просторной комнаты, «офицерской», и ероша свои пепельные волосы. — Меня, барона фон Вульфа, капитана австрийской, майора прусской службы, ротмистра русского венгерского гусарского полка, кавалера ордена "de la Providence", меня ни за что ни про что схватить и держать пять дней под арестом!

— Как ни за что ни про что! — приступил к нему товарищ по заключению. — А просрочил отпуск?

— Плевал я, брат Алеша, на просрочку, — отстранял его Вульф, продолжая шагать.

— Ну нет, Федя, не плюй! Это, может, у вас, в Цесарии либо в Голландии наплевать; а у нас, брат, шалишь!

— Толкуй!

— Да, толкую… У нас на этот счет, брат, строго: у нас ежели бы ваш цесарский император просрочил, так и его, раба Божия, в кутузку.

— Хороша сторонка! И черт меня дернул остаться в ней… А все баба…

— Какая, Федя, баба? — заинтересовался Алеша, подпоручик Дорожинский.

— Генеральша одна.

— Тьфу!.. Старуха?

— Врешь, подлец, молодая.

— Постой, Федя, я поиграю на гуслях, а ты попляши.

— Убирайся ты к черту с твоими гуслями!

Но пьяненький Алеша не унывал. Он подсел к стоявшим в комнате гуслям и стал играть. Гусли поставлены были в офицерской для развлечения арестованных господ офицеров.

— Федя! А Федя, — перестав играть, заговорил он.

— Что? Какого тебе еще черта? — сердито спросил фон Вульф.

— Как зовут твою генеральшу? Не Катенькой?

— Отвяжись! Машенькой.

Дорожинский заиграл модный тогда гусарский романс на стихи Державина «Песенка», которые напечатаны были в августовской книжке "Санкт-Петербургского вестника" за 1780 год, и запел довольно приятным тенором:

Цари! вы светом обладайте,
Мне не завидна ваша часть,
Стократ мне лестнее, вы знайте,
Над нежным сердцем сладка власть;
Деритесь, славьтесь, устрашайте,
А я под тенью мирт стою
И — Машеньку мою пою.

Пение вызвало в фон Вульфе нежные чувства, и он бросился обнимать своего друга.

— Алеша! Голубчик! Вот удружил! Никогда не забуду! Знаешь что?

— А что?

— Поедем ко мне.

— Куда?

— Да в мой дом… Ведь у меня в Москве, брат, свой дом, барский.

— Да нас, Федя, отсюда не выпустят.

— Кто смеет не пустить! — закричал фон Вульф. — Эй, вахмистр! — крикнул он, отворив дверь.

На зов явился старик солдат и остановился у притолоки.

— Чего изволите, ваше благородие? — спросил он.

— Кликнуть сейчас карету!

— Какую карету, ваше благородие?

— Мы вот с Алешей поедем ко мне.

— Этого, ваше благородие, нельзя-с.

— Как нельзя? Пошел вон! Покликать карету!

— Я вам с учтивством, ваше благородие, докладываю: я вас не пущу, не приказано.

— А! Не пустишь! Не пустишь, гарнизонная крыса!

Фон Вульф схватил старика за шиворот и тряс как грушу. На выручку старика вбежал капрал.

— Что здесь за шумство! — крикнул он. — Я солдат позову.

— А! Солдат позовешь! — накинулся на него Алеша.

— Беспременно позову, здесь не кабак.

— Вон! Видишь, гнилая крупа!

И Алеша вынул из-за пояса пистолет. Другой торчал у него там же.

— Вон! А не то… Ты знаешь, каналья, что мы офицеры? — кричал он.

— Вон! — повторил и Вульф, бросив трепать вахмистра. — Налево кругом, марш!

И вахмистр и капрал должны были удалиться, потому что они справедливо опасались, как бы арестованные офицеры не пустили в дело пистолетов.

Оставшись вдвоем, буяны успокоились. Дорожинский опять присел к гуслям и запел:

Цари! вы светом обладайте…

А фон Вульф опять стал шагать из угла в угол и разговаривать сам с собою.

— Это он из ревности, старый башмак… Он давно догадывался, что Маша ему рога приставила… Еще бы, старый тюфяк! Ein plumper Kerl!.. А холуям его от меня еще достанется, не доноси!.. Нет, уеду опять в Цесарию, а оттуда в Турцию. В этой варварской стране жить нельзя, за всякий пустяк арестуют, Donner-Wetter![11] И Маша уедет со мной, теперь он ее поедом ест… Дом продам, и уедем…

— Эй, господин барон! Вы что, меня не слушаете? — перестав играть, заговорил Дорожинский.

— А ты что пел? — спросил фон Вульф.

— Что? А разве ты не слыхал?

— Не слыхал, Алеша.

— Я… я Машеньку твою пою.

В это время в комнату вошел дежурный офицер с секретарем надворного суда и с шестью стоявшими на карауле солдатами.

— Здравствуйте, господа, — сказал офицер.

— Здравствуйте, — отвечал фон Вульф. — Что вам угодно?

— Мне приказано отобрать у вас оружие.

— Со мной нет оружия.

— Но у господина Дорожинского за поясом пистолеты.

— Да-с, — отвечал Дорожинский запальчиво, — есть, только я их не отдам вам, господин офицер. Они мне нужны для защиты.

— На вас никто не нападает.

— Сейчас нападали.

— Кто же?

— Нахал капрал и вахмистр.

Не успел он это выговорить, как солдаты бросились на него и схватили за руки. Началась борьба. Дорожинский успел повалить двух солдат, но другие держали его за руки.

— Барон! Федя! Друг! На выручку! — кричал арестуемый.

— Пустите его, — вмешался было барон фон Вульф; но офицер с секретарем и двумя солдатами заступили ему дорогу.