Авантюристы

— Родился я в Голландии, в городе Амстердаме, в 1753 году, — отвечал допрашиваемый.

— Скажите, кто был ваш родитель и когда и какие обстоятельства привели вас в Россию?

— Отец мой, экипаж-мейстер и вице-адмирал голландской службы барон Иоганн фон Вульф, и ныне жив. В малолетстве моем он послал меня в Цесарию для наук, и жил я в Вене, и записан был кадетом, где и дослужился до капитана. В 1777 году я, по прошению, отставлен был от службы, а в 1778 году поехал в Пруссию и записался в службу. Через год, по прошению же, отставлен от службы с чином майора.

— А патенты на эти чины имеете?

— Имею, они находятся при деле в нижнем надворном суде.

— Чем в занимались после отставки?

— Вояжировал по разным странам.

— А потом?

— А потом приехал в Россию.

— В котором году?

— В 1782 году.

— Зачем вы приехали в Россию?

— Чтоб определиться в военную службу.

— И определились? Когда?

— Сперва я жил в Петербурге и в Москве, чтоб поучиться русскому языку. Жил и в других городах. В Херсоне, потом через двух знакомых венгерского гусарского полка офицеров, Данилова и Милашевича, определился в тот венгерский полк ротмистром. Спустя же две недели командир полка князь Любомирский отпустил меня, для моих нужд, в Москву на шесть месяцев. За неокончанием своих дел в срок я отпуск просрочил, а в это время на меня подал жалобу генерал-майор Ляпунов в том, что я побил его людей. Губернатор, генерал-майор Архаров, потребовал мой паспорт и, найдя оный просроченным, приказал задержать меня и как праздношатающегося отослал под караулом в военную контору, в которой я числился под стражей четыре месяца, и в это время производилось обо мне следствие, и жил я дома под присмотром. Потом из-под присмотра уехал в Петербург, чтобы получить из военной коллегии отставку.

В Петербурге наведался я в канцелярию князя Потемкина, что по спискам я неведомо почему в службе не числюсь. Поживя в Петербурге несколько недель, приехал обратно в Москву, явился в военную контору, из которой меня отослали в губернское правление к следствию, что я будто бы самозванно именую себя ротмистром венгерского гусарского полка. Следствие это и ныне производится в нижнем надворном суде, который меня тогда же освободил на расписку, и я жил все время в Москве.

— А какой это на вас орден? — заинтересовался Еропкин.

— Орден "de la Providince", ваше высокопревосходительство.

— А кто его вам пожаловал?

— Владетельный граф резиденции Нассау — Саарбрюке Мондфорт, с которым я был лично знаком. Орден мне был прислан уже сюда с нарочным курьером.

— А диплом на оный имеете?

— Имею, ваше высокопревосходительство; он находится при деле в надворном суде.

— Хорошо, государь мой… Господин секретарь! Продолжайте ваш допрос по пунктам.

Совиные глаза секретаря перенеслись с Еропкина опять на Вульфа.

— На какие средства вы проживали в России? — спросил он.

— На собственные: я привез с собой до ста восьмидесяти тысяч рублей; но большую часть из них прожил раздачей разным людям на вексели за указные проценты и неполучением обратно; некоторую сумму проиграл в карты, притом купил себе дом здесь, в Москве. Ныне же осталось у меня тысяч с пятнадцать, из коих должен мне иностранный купец Карл Штрем тринадцать тысяч, а прочие по мелочам.

— А какой это 5 апреля у вас был случай в надворном суде?

Вульф подумал несколько, посмотрел на Еропкина и отвечал:

— Назад тому дней с пять прихал я в надворный суд за своим делом и в оном суде был задержан…

Он остановился, как бы не решаясь продолжать, но потом вдруг сказал:

— Я полагаю, что меня задержали затем, чтобы вынудить с меня взятку…

— Ну! — не то с удивлением, не то с угрозой спросил Еропкин. — Взятку?

— Да, ваше высокопревосходительство… Дело было так: по выходе из суда 5-го числа присутствующие пришли ко мне, по знакомству, для навещания; пришел асессор уголовной палаты Стогов, второго департамента судьи — Писарев, Дубовицкий, Есинов и секретарь первого департамента Смирнов. Были также иностранцы Штрем, Штаад и мой управляющий поручик Шток.

— Управляющий чего? — спросил Еропкин.

— Моего дома, ваше высокопревосходительство… И принесли они с собой три штофа полпива для угощения и закуски. Все мы пили, и я несколько опьянел и в разговоре говорил о своей службе, когда был в Цесарии и в Пруссии, как я в бывшую у прусского короля с цесарем войну на баталии был ранен, и говорил, что ежели меня здесь не примут на службу, то я пойду служить императору Иосифу Второму. Потом они все ушли, а меня оставили под караулом; я стал шуметь и побил секретаря Смирнова за то, что он назвал меня бродягой. Вот и все.

— А не называли вы себя не принадлежащим вам именем?

— Каким?

— Императором Иосифом.

Вольф с изумлением смотрел то на секретаря, то на Еропкина, то на остальных безгласных членов судилища.

— Как! Императором? Я?

— Да, вы.

— Никогда! Я и в помышлении не имел, чтобы такие речи говорить, я не безумец; только такой дурак, как Пугачев, мог думать или показывать, что он император.

Судьи переглянулись.

— Привести на очную ставку доносителя, — сказал Еропкин секретарю.