— Да, давление было… Саблину пытались навязать самую позорную для офицера версию — побег в другую страну, в Швецию… Мой подследственный объяснил, что уходил от навигационных опасностей курсом двести девяносто градусов, на норд-вест… Однако, в обвинительном заключении никакой Швеции нет. В вину ему вменялось совсем другое: попытка изменения государственного строя.
— То есть попытка угона корабля в Швецию не доказана?
— Совершенно верно. Но… Вы читали мое интервью в «Красной звезде»?
Разумеется, я читал…
— Дальнейшие намерения Саблина трудно прогнозировать. Да, он заявлял морякам, что «Сторожевой» пойдет на Кронштадтский рейд… Однако обратимся к материалам обвинительного заключения: «…Корабль остановлен в Балтийском море… в 21 миле от советской Государственной границы и на расстоянии 50 миль от территориальных вод Швеции». Как бы дальше развивались события и куда бы пришел корабль, какой замысел был у Саблина — все это можно было только предполагать…
Осторожное заявление, но все-таки с намеком на уход «Сторожевого» в Швецию.
Генерал-майор юстиции А. Борискин был более определенен в «шведской версии», приоткрыв на страницах февральского (1991 года) номера «Военно-исторического журнала» и тактику следствия, и ответы Саблина на тогдашние вопросы Добровольского.
Представьте себе картину с точки зрения шведской пограничной службы, в зону ответственности которой устремился большой противолодочный корабль соседней страны, сопровождаемый пограничными, тоже чужими, кораблями, а также боевыми самолетами… Трудно сказать, чем бы это могло закончиться. Не исключено, что и серьезным военным конфликтом. По крайней мере это могло произойти…
Виня во всем Саблина, Борискин забывает сказать, что в подобных ситуациях законный долг одного правительства предупредить другое о происходящем инциденте. Но этого сделано не было, как не было потом предупреждений на межправительственном уровне о взрыве на Чернобыльской АЭС и радиоактивном облаке, плывущем в сторону Швеции, о заблудшей в шведских фиордах советской подводной лодке, о гибели атомарины у острова Медвежьего. Так что счет ответственности за возможный международный конфликт генерал Борискин должен предъявить и брежневской партийно-государственной верхушке. Но это другая грань проблемы. Многозначительный подсчет миль от берегов Швеции в обвинительном заключении был рассчитан на людей, не сведущих в географии района, или на тех, кому недосуг было заглянуть в карту Балтики. И тем не менее любой школьник, открыв географический атлас, поймет, что если Саблин действительно стремился уйти в Швецию, то курс ему надо было держать не на остров Готска-Сандён, а на остров Форё у Готланда, он ближе, и курс двести семьдесят градусов быстрее бы привел «Сторожевой» в иностранные терводы. Так что Саблин не кривил душой, заявляя, что курс в тот момент не имел для него никакого значения. Да и, поверни он на фарватер, ведущий в Финский залив, борискины все равно бы обвинипи его в том, что нос корабля смотрел и сторону Финляндии. Там, куда ни поверни из Ирбен — на запад ли, на север, на юг, — либо Дания, либо Швеция, либо Финляндия.
Почему «шведская версия» так быстро пошла гулять по начальственным умам? Да потому, что были, как говорится, печальные прецеденты.
Ушел на корабельном катере из советской военно-морской базы в Польше (Свиноуйсце) морской офицер Артамонов, прихватив по пути возлюбленную даму.