Авантюры студиозуса Вырвича

Посланец, молодой шустрый парень в кавалерской одежде, сунул Вырвичу конвертик прямо у выхода из университета и исчез в толпе, не отвечая на вопросы.

Напрасно Лёдник винил Прантиша в нетерпеливости! Студиозус не стал разрывать конверт прямо на улице. А добежал до своего любимого места на Замковой горе, у руин замка, в котором сто лет назад держал блокаду неболь­шой российский отряд и орудия превратили стены в гравий.

Ласковое солнышко, с уже заметной осенней тревогой о своем скором охлаждении, пристроилось за спиною расчувствованного студиозуса, кото­рый сидел на прогнившей балке под охраной седого репейника и прижи­мал к лицу маленький конвертик, от коего исходил невероятно волнующий запах вербены, мускуса и лучшей, полной блеска и приключений, жизни. На маленьком листочке в конверте, конечно, не могло поместиться все, что нафантазировал себе студиозус, но главное наличествовало: Полонея Богинская, придворная дама, красавица, магнатка, назначала свидание загонному шляхтичу Вырвичу! Правда, в знакомой манере: загадочно, ничего толком не объясняя и приказным тоном. Сегодня, на закате солнца, в доме за домини­канским костелом, тайно.

И естественно, Вырвич сильно подозревал, что расплатится за эту честь, как и в прошлый раз, очень дорого, рискуя собственной шкурой ради магнат­ских интриг.

Но чем приключение опасней, тем больше чести для рыцаря!

В репейнике зашуршал ветер, белые мохнатые семена теплыми снежин­ками закружились, полетели сеять новую жизнь, увеличивать Великую Дер­жаву Репейника. Ерунда, что кто-то считает это растение сорняком, — а оно просто злит всех тем, что имеет и нежные яркие цветы, и острые шипы, чтобы защищать свою красоту, и крепкий стебель — не сорвешь голыми руками. Житель здешней земли, которого не так просто вытоптать, уничтожить или переделать в фиалку.

Естественно, вечером Вырвич нацепил на пояс персиянский кинжал с диа­мантом, полученный когда-то от Полонеи как извинение за то, что посылала юношу в полоцкие подземелья на верную смерть. Красные сапоги сверкают, шапка лихо заломлена набок, русые кудри аккуратно причесаны, жаль только, усы еще маленькие, так себе, не усы, а усики, и не топорщатся воинственно, а только свидетельствуют, что есть.

Если бы фащевский олух, памятник святому Симплициану около дерев­ни Фащевка, мог двигаться, он не смог бы делать это более степенно и тор­жественно, чем пан Прантиш Вырвич, следовавший за лакеем по темному полупустому дому — ясное дело, съемному — в комнату к панне Полонее Богинской.

Но пану понадобилось все его мужество, чтобы сохранить хотя бы спо­койно-вежливое выражение лица. Ибо панна решила сразу точно указать бедному шляхтичу, кто есть кто в этом не лучшем из миров, и для дерзкого, осмелившегося претендовать на сердечное благоволение самой Богинской, venit summa dies et ineluctabile fatum — пришел последний день и неумо­лимый фатум. Помещение, где его принимали, было, как и у Агалинских, спешно украшено привезенным — китайские ширмы, ковер, столик с серви­зом, только все подороже. Зато хозяйка помещения была убрана, как на коро­нацию, безупречно и ослепительно. Куафюра паненки представляла собой средних размеров облако, в коем с помощью искусственных цветов и малень­ких фигурок была устроена галантная сценка «Селадон соблазняет Галатею». Причем дела у мизерного Селадона очевидно не ладились, потому что Галатея убежала от него на три вершка вверх по напудренным локонам. Платье с кринолином было похоже не на облако, а на остров, заросший розовыми цветами. Кружев для отделки платья было использовано столько, что хватило бы похоронить не одного фараона, запеленав его мумию. А за сокровища, что сверкали на руках, шее, в ушах паненки, можно было развязать небольшую войну. Трупов эдак на сотню.

За всей этой роскошью в самую последнюю очередь виднелся облик их владелицы. Личико Полонеи с немного вздернутым носиком и широко рас­ставленными голубыми глазами было набеленным и нарумяненым так, что казалось обличьем еще одной восковой куклы. Мушка у правого уголка рта, губы, нарисованные сердечком так хитро, что кажутся совсем маленькими. Голубые глаза посматривают. непонятно, с каким выражением посматрива­ют. Ясно, что при дворе прежде всего нужно научиться прятать чувства. Куда-то исчезло милое плутовское выражение, шаловливые искорки в глазах. И неужели эта кукла когда-то помогала Прантишу залезть в окно базилианского монастыря, таскала с Саломеей бочонки с порохом в подземелья под Полоц­ком и дарила Прантишу Вырвичу на прощание довольно пылкие поцелуи? Не может быть!