Аварийная команда

– Твое время кончилось! – проорал я в морду ящеру, а затем резко развернулся и, не выпуская из рук Концептор, нырнул в бассейн. Последнее, что я услышал, был вопль Держателя. Хоть Пуп и среагировал на мой выпад, все равно чемпион не смог уже ничего изменить. Шатун, принесший в Ядро Свет Трудного Мира, с головой погрузился в воды Источника, делая явью грозное пророчество чемпионов и повергая этот мир в хаос.

Время Держателя Пупа истекло.

Наступало мое время…

Глава 17

«Кому суждено сгореть, тот не утонет», – любил повторять Кадило, когда порой узнавал, что нам предстоит не слишком чистая работенка. Я же постоянно замечал ему, что утешаться этой ерундой может только тот, кому доподлинно известно, какая смерть ему уготована. То есть человек, чья голова уже лежит на плахе, просунута в пеньковый галстук или приставлена к ружейному дулу. Но каждый раз, представляя себя перед лицом какой-либо из вероятных для нас смертей, я сомневался, что в ту гибельную минуту вообще вспомню о присказке Кадило.

Утешаться тем, что ты сдох именно этой смертью, а не другой… Идиотизм. По мне, так уж лучше просто взять да порадоваться, что эта дерьмовая, опостылевшая жизнь наконец-то закончилась и скоро ей на смену придет что-то новое и, не исключено, более приятное… Такими видел я свои последние предсмертные мысли. И пусть Кадило, в свою очередь, тоже считал их идиотизмом (для него это было синонимом понятию «неоправданный оптимизм»), наш третий товарищ – Тюнер – находил больше здравого смысла все-таки в моем мировоззрении.

Сигая в Источник, я знал, что останусь жив, несмотря ни на что. Но сам по себе этот факт меня совершенно не успокаивал. Мой поступок, без сомнений, можно было приравнять к суициду. Как и любой самоубийца, я тоже добровольно переступал грань, за которой меня ожидала полная неизвестность, и готовился к боли. Можно было не надеяться на то, что все пройдет безболезненно. Опыт обитателя Трудного Мира подсказывал, что шапка Мономаха никогда не бывает легкой. Во Вселенной чемпионов только один из них был посвящен в секреты Источника. Но даже будь у меня возможность расспросить об этом Пупа, сомневаюсь, что он пошел бы мне навстречу. И потому приходилось постигать тайны святая святых мироздания своим собственным умом.

В первые мгновения моего погружения в Источник ничего примечательного не происходило. Ощущения были абсолютно такие же, какие я мог испытать в любом земном водоеме. Я нырнул вниз головой и начал судорожно грести руками и ногами, дабы поскорее уплыть поглубже. Было боязно, что враги изловчатся и поймают меня за щиколотку, после чего останется только сожалеть, что я не сдался на милость блюстителей, пока имелся такой шанс. В отличие от обычной воды жидкость в Источнике не выталкивала мое тело вверх, а, наоборот, позволяла ему беспрепятственно тонуть. Меч, который я сжимал в руке, с каждым моим гребком разил пустоту, но ни на что не натыкался. Энергичное погружение помогало сжигать колотивший меня адреналин, и потому я продолжал плыть, не останавливаясь и понемногу опускаясь ко дну этого зловещего омута.

«Неужели придется утонуть?» – удивился я, поскольку вскоре начал ощущать нехватку воздуха. Жжение в легких усиливалось, вместе с огорчением от того, что мое плавание проходит настолько банально и обыденно, будто я и впрямь ныряю за ракушками в какой-нибудь земной речке.

Впрочем, стать самым крутым утопленником в истории человечества мне не довелось. Все, что я успел почувствовать, это легкую асфиксию да желание вынырнуть на поверхность и вдохнуть полной грудью. А дальше началось такое, о чем нельзя, фигурально выражаясь, ни в сказке сказать, ни пером описать…

Первым делом мой друг Концептор, с которым мы против кого только не сражались, расплавился прямо у меня в руке. Только что я держал в ней меч, а в следующую секунду он превратился в большую каплю жидкого металла, что, сжигая кожу, растеклась мне по предплечью. Я заорал во всю глотку, выпуская из легких остатки воздуха; в общем, ощутил-таки долгожданную боль, к которой давно готовился.

А затем грянул взрыв… Хотя нет, правильнее все же сказать «Взрыв», поскольку разразившийся вслед за моим воплем катаклизм обладал воистину вселенскими масштабами. Учитывая то, что Большой Взрыв имел отношение лишь к Трудному Миру – одному из тысяч миров Проекционного Спектра, – то Взрыв, сотрясший Вселенную чемпионов, следовало называть не иначе как Колоссальным. Нельзя, конечно, утверждать, что его спровоцировал мой крик – уверен, Взрыв грянул бы и в том случае, стисни я зубы и стерпи боль молча, – но вначале мне почудилось именно так.