Аварийная команда

В переднем конце вагона громыхнула дверь, и сразу вслед за этим раздался обеспокоенный, но тоже отлично знакомый нам голос Охрипыча:

– Эй, буржуи, есть кто живой?! Ау, мать вашу! – И, услыхав в ответ нестройный хор радостных откликов, возликовал: – Слава тебе, Господи, а я уж думал, померещилось! А то у нас там такая хренотень творится, похлеще, чем раньше!..

Что происходит у них в вагоне, Хриплый поведал уже после того, как был горячо поприветствован всеми без исключения товарищами, а женщинами вдобавок еще и расцелован.

– …Торчу, значит, во льду, словно тот епический мамонт, а эти обезьяны меня со всех сторон так и щупают, так и щекочут, разве что в задницу пальцы не суют… Бр-р! – Прапорщика, а вслед за ним и остальных бывших узников фильтра-отсекателя передернуло от отвращения. Мне следовало лишь догадываться о том, что вытерпели товарищи, пока мы с Рипом штурмовали Источник. – Чувствую, дернут сейчас меня за ноги, и пипец – голова отскочит, словно пробка. Удивительно, как не обгадился от страха. Верно один древний умник сказал, что хуже казни может быть только ее ожидание… А когда эта большая желтая дрянь с неба упала и лед треснул, тут-то нас по рукам и пустили. Не знаю, кого куда, а меня – сразу в колодец, как бычок в унитаз. И ладно просто дали бы спокойно падать, так нет, туда-сюда друг другу перебрасывают. Я и десяти метров не пролетел, а уже забыл, где верх, где низ и как меня зовут. Уж быстрее бы загасили, думаю. В китовом брюхе хоть и темно, но, по крайней мере, никто тобой в волейбол там не играет…

Судя по согласным кивкам и комментариям Агаты, Паши и Леночки, их участь ничем не отличалась от участи Охрипыча. Веснушкина призналась, что, кажется, и вовсе успела умереть от страха в первую же минуту падения в шахту (как выяснилось, Леночка и Паша были отправлены на Гашение вместе с Банкиршей и Хриплым, несмотря на то что последним пришлось дожидаться, пока «большая желтая дрянь» высвободит их из ловушки). Это косвенно подтверждалось и тем, что, в отличие от товарищей, девушка совершенно не помнила, чем завершилось их жуткое прохождение сквозь строй блюстителей.

– Лечу, крою всех матом, и вдруг – опа! – нет никого вокруг! – продолжал прапорщик. – Вернее, не только никого, но и ничего. Хоть шаром покати, так ведь и катать-то негде – парю в невесомости, а вокруг одно сизое марево. Ну все, Охрипыч, говорю себе: загасили нас чемпионы, как квелых цуциков; теперь одна надежда на Глеба да на нашего черномордого приятеля. И только мысль такая промелькнула, как глядь: да вот же она, аккурат на меня несется, во всей красе! Вот это было зрелище! Как в кино, чес-слово! И я к ней, стало быть, вплавь, прямо сквозь космос…

– Кто – она? – почти в один голос спросили я и Леночка. Похоже, Агате и Паше в истории Охрипыча все было предельно ясно.

– Что значит «кто»? – удивился прапорщик. – Земля, разумеется! Планета наша то есть. Трудный Мир, как его эти чистоплюи из Ядра прозвали. Или я один из вас по космосу без скафандра летал?

Веснушкина ничего такого не помнила. Тумаков и Банкирша подтвердили, что да, с ними тоже происходило все, как описывал Хриплый. Дабы не огорошивать товарища своими откровениями и позволить ему довести рассказ до конца, я подтвердил лишь факт того, что тоже побывал в космосе, без уточнения чересчур витиеватого маршрута моего путешествия.

– В общем, несусь к Земле и ни о чем таком не думаю: ни о том, как я умудряюсь без воздуха обходиться, ни о приземлении, которое я наверняка не переживу… – Для пущей наглядности Охрипыч даже прочертил кулаком в воздухе траекторию своего вхождения в атмосферу, закончив демонстрацию звучным шлепком по собственной ладони. – Бац – и осталась бы от прапорщика Хриплого лишь дымящаяся воронка! Ан нет: опять все планы наперекосяк! Правда, этой несрастухе надо уже радоваться. Короче говоря, только что шел на жесткую посадку, а через секунду сижу в вагонном сортире, откуда намедни отправился в это гребаное путешествие. Мать честна€я, да что ж это творится! Поначалу грешным делом решил, что заснул на унитазе и вся эта бодяга с Ядром и чемпионами мне приснилась. Обрадовался, аж чуть не запел от счастья на весь вагон! Но когда из сортира вышел, гляжу: нет, бляха-муха, не сон! Народец, который спит, еще нормально выглядит, а который бодрствует, сидит с открытыми глазами, будто покойники. Я до капитана Репина дошел – он тоже в глухом ступоре. Тормошил я его, тормошил – без толку. Ну, серчаю, приплыли. Раньше хоть с хорошими людьми за компанию пуд соли ел, а теперь в одиночку придется… Расклеился вконец, чекушку из заначки достал да прямо к горлышку присосался. А шиш там! Водка, зараза, как смола застыла и даже не каплет. Шарахнул я бутылку с горя об пол и тут слышу, как ваша буржуйская братия в соседнем вагоне ор подняла! Захорошело мне сразу, аж прослезился, чес-слово! И водки никакой уже не надо. Эх, буржуи вы мои родные, дайте я вас еще раз обниму!