Аватары тьмы

Андрей вдруг сильно разволновался, отчего мысли стали беспорядочно метаться, не находя выхода, будто он, желая впустить в душную комнату свежий воздух, тупо размахивал полотенцем, вместо того, чтобы просто распахнуть окно. Тогда мальчишка сделал несколько быстрых глубоких вдохов и медленных выдохов, помогая себе сконцентрироваться. Прошло, наверное, больше двух третей отпущенного седым дедом времени, прежде чем разум Андрея очистился, и всё вокруг засияло световыми переливами.

Цепочка взрослых превратилась в фиолетовую змею с треугольной золотой головой. Мальчик заворожено следил, как она медленно вытягивается вертикально вверх, демонстрируя гибкое, равномерно наполненное фиолетовым светом тело, чтобы, поднявшись над их головами, вдруг с огромной скоростью ринуться головой вниз, входя точно в центр детского, сиявшего всеми цветами радуги, кольца. Прежде, чем золото головы растеклось лучами и сомкнулось с кольцом, словно спицы с ободом колеса, Андрей успел увидеть, что самый кончик промелькнувшего в воздухе хвоста на мгновение нарушил прозрачную фиолетовую гармонию, мелькнув тёмно-багровым отсветом.

А потом они будто ухнули в гигантскую воронку и стремительно понеслись сквозь разлетавшиеся во все стороны искры, наращивая скорость до невыносимых пределов, когда всё вокруг мешается в единую бесцветную субстанцию, в которой больше невозможно ничего различить.

Ничто распалось неожиданно — бац! — и «змея», опоясанная детским «колесом» остановилась. Вокруг простиралось трудноопределимое нечто, похожее на смесь тьмы и света, переливавшееся при любом, малейшем движении так, что структура видимой части изменялась резкими вспышками. Если б не способности «лампочки», особое состояние безмыслия с мощной поддержкой опытных взрослых, Андрей вряд ли смог бы вынести подобное зрелище. Обычные органы чувств никогда не сумели бы адаптироваться и передать мозгу правильный сигнал, позволив человеку, а уж тем более ребёнку, разобрать, что происходит, да и физическое пребывание здесь людей было абсолютно невозможным. Однако благодаря специально разработанным «лампочкам» процедурам, информация поглощалась Андреем напрямую, меняя его осознание так, чтобы он, без раздумий и обработки сигналов, сразу же постигал её смысл.

Поэтому он понял, что перед ним — Вселенная, открывшаяся во всей своей многомерности, и он сможет увидеть любую её часть, стоит только найти соответствующее положение.

«Змея» слегка крутилась, перемещаясь, и из многомерности показывался то один, то другой фрагмент. Они быстро сменяли друг друга, мелькая неразборчивыми пятнами, будто кто-то гигантской лупой водил над пёстрой, смятой многочисленными складками тканью, отыскивая нужное место. И вот оно наконец нашлось — «змея» ринулась навстречу выступившему куску, и он развернулся, затопив всё окружающее пространство видом странного то ли зала, то ли поля, не имевшего горизонта, но загибавшегося вверх, теряясь где-то в немыслимой высоте.

В центре — или глубине? — этого поля восседала плотно сбившаяся стая странных и страшных существ, очень отдалённо напоминающих чёрных грифов, пирующих, сидя на туше какого-то огромного зверя. От неустанной работы клювов — вверх, будто капли воды из распылителя, летели тёмные брызги. Облаком поднявшись над «птицами», брызги уходили в туман загнутого вверх пространства. Рассмотреть, кого едят «грифы», мешали огромные образования — они походили на камни и были разбросаны по всему полю, частично заслоняя обзор. «Змея» снова двинулась вперёд — очень осторожно, от одного «камня» к другому, стараясь не попасться «грифам» на глаза, и Андрей разглядел, что «птицы» клюют вовсе не в тушу. Там, внизу, откуда из-под «земли», роем вылетали светящиеся создания и, не успевая подняться даже на метр, все до единого оказывались в клювах «грифов». Они высасывали из «светлячков» сияющий сок, выплёвывая потемневшие оболочки — они и были теми «брызгами», что облаком устремлялись вверх, постепенно пропадая из вида. Жрали «грифы» неустанно, так близко сидя друг к другу и быстро работая клювами, что при малейшем сдвиге ракурса сливались в единого монстра-стервятника с размазанной тьмой вместо крыльев и многоклювой головой, сверкавшей чудовищно безжалостным, чуждым самой человеческой природе глазом. Мыслей, конечно, не было, но, глядя на эту жуткую, переплётшуюся крыльями стаю со слившимся воедино, адски злобным зрачком, Андрей чувствовал холодный страх — он пронизывал всё его существо, ледяным дыханием касаясь самых глубин человеческого естества.