Авдеенко Избранные произведения в 2-х томах. Т.2 Повести; рассказы

Потом опять разговор впереди, разговор слева… И все по-немецки. Да нет. Это уже не разведка. И станет ли разведка спокойно переговариваться на подступах к окопам противника. Вдруг за спиной, на наших позициях, молчавшее было радио заиграло «Рио-Риту». И тогда Слива догадался, что полз в противоположную сторону.

Слива прижался к земле, свято помня, что только в ней его спасение. Развернулся и стал поворачивать санки, но они накренились и наделали столько шума, что с немецкой стороны крикнули: «Halt!»

А потом стали стрелять.

И тогда Слива побежал. Согнувшись. А лямка тянула его назад. И он несколько раз падал на спину, когда санки цеплялись за кусты или большие «камни. Трескотня выстрелов усиливалась. Слива не сразу сообразил, что стреляют не только немцы, но и наши. И когда он увидел трассирующие линии, как бусы, перекинутые в ночи, он вспомнил, что не одинок. Что за него уже воюют. И сил прибавилось, и посветлело на сердце…

Музыка словно приветствовала возвращение Чугункова. Было чертовски приятно опуститься вот так на дно окопа, чувствовать за спиной надежную, прохладную землю и слушать музыку, под которую танцевал совсем недавно, каких-нибудь полтора года назад. Чугунков видел, как четверо солдат подхватили его санки и бомбу и потащили туда, в тылы, по извилистому ходу.

Подошел согнувшийся человек. Чугунков узнал майора. Но подниматься так не хотелось, будто проклятые санки вытянули из него все силы. Однако Чугунков сделал вид, что хочет под пяться, но Журавлев жестом предупредил его — не надо. Спросил:

— Последний?

— Нет. Еще один.

В это время и раздались выстрелы.

— Слива! Они стреляют в Сливу! — Чугунков и майор прильнули к брустверу.

Отсветы над землей метались широкими желтыми полосами, потому что немцы стреляли трассирующими пулями. Сомнений не было: Слива обнаружен.

В ту же минуту майор Журавлев отдал приказ подразделениям полка открыть ответный огонь.

Галя присела на нары. Землянка дрожала. И пыль клубилась над бревнами, словно над грязным ковром, когда его выбивают палкой. Тамара, сменившая ее у рации, совсем по-девчоночьи посмотрела на подругу и жалобно сказала:

— Близко.

— Я пойду, — сказала Галя, но не двинулась с нар, а только закусила губу.

— Не имеешь права, — возразила Тамара.

— Я хочу быть с ним… Хочу посмотреть, какой он там, под пулями. Может, он струсит. И я разлюблю его…

— Он не струсит, — ответила Тамара. И тут же в микрофон: — «Индус»! Я — «Чайка». Слышу вас хорошо.

Схватила карандаш. Ученическую тетрадку. И стала быстро записывать.

Галя вышла из землянки.

Им только казалось, что снаряды рвались рядом. Артналет бушевал там, внизу, над позициями полка. А здесь было свежо, немножко серо, и воздух самую малость отдавал порохом. Никаких тропинок возле землянки не пролегало. И Галя пошла напрямик, внимательно поглядывая себе под ноги, иногда хватаясь за ствол дерева или ветку кустарника.

Она спустилась метров на пятьдесят, а может, чуть больше. И встретила первую тропинку. Но на тропинке стояли маленькие кони темной масти. И бойцы вьючили на них бомбы. Галя заглянула в глаза лошади, а лошадь в глаза Гали. И обе они насторожились и удивились, потому что артиллерийская канонада внезапно смолкла.

Галя пошла вдоль тропинки к позициям, а бойцы, видимо казахи, по-своему покрикивали на лошадей, держа их под уздцы.

Тропинка сползала вниз, к самому подножию горы. И Галя медленно шла по ней, а кони остались выше и позади. Впереди не было видно ни одной души, да и сама тропинка дремала где-то между кустарниками; но Галя уже ходила здесь раньше и знала, что через несколько метров начнется траншея.

Ветки и листья присыпали тропинку. Справа меж кустов светлели плеши. Еще вчера их здесь не было. Галя поняла, что это следы от мин. У входа в траншею она увидела представителя штаба армии. Он лежал на спине в распахнутой шинели и глядел в небо неживыми глазами.

Ветер слизал туман. Но темные и серые пятна еще имели расплывчатые очертания. И только контуры гор проглядывались четко на посветлевшем небе.

— Восход в пять сорок, — сказал полковник Гонцов.

Он высунулся над бруствером, хотя понимал, что это рискованно, и посмотрел на место, где темнела фигура Сливы, распластавшегося на санках. Кажется, в последний момент, поняв, что ему не добраться, Слива прикрыл бомбу своим телом.

— Все-таки немцы его не видят, мешают кусты.

Майор Журавлев возразил:

— Они знают, что он мертв. А про бомбу не догадываются. Ставим дымовую завесу.

Гонцов согласился.

Но когда десятка два шашек выбросили белые хвосты дыма, немцы вновь начали стрелять из минометов и не только по позициям, но и по ничейной земле, словно силясь угодить в Сливу.

Старший группы Чугунков сказал:

— Вперед, ребята!

И полез на бруствер.

Ребят было двое: бывший шофер Жора и архивариус.

Ветер гнал дым вдоль позиций низкой полосой, а когда в полосе рвались мины, то они вздымались белыми гривами, которые исчезали быстро, словно мыльные пузыри.

— Только бы не сбились с направления, — сказал полковник Гонцов. Кто-то теребил его за рукав. Он обернулся: — Галочка!