Авдеевы тропы

Досадно было Джубе, что княжич всё увиливает от ответа. Всё что-то выгадывает, скрежетал зубами монгол. Ждать-то уж некогда. Бату с войском уже стоял у стен Ульдемира. Город огромный, неприступный. Как бы впору было признание княжича о тайном ходе. Нынче прислал хан посыльного с требованием тайны. Терпит пока солнцеликий, но расплата будет крутая. Не понимает этого проклятый мальчишка. А он, Джубе, старый лис, знает, что и ему попадёт за то, что не смог вывернуть княжича наизнанку. Его жизнь зависит от ответа этого зверёныша. Потому и не выдержал Джубе, показалось, что тот над ним насмехается. Да ещё и побаивается старый монгол. Из-за болезни княжича пришлось оставить здесь в чистом поле немногочисленный стан. То и дело летучие отряды недобитых урусов натыкаются на них. Хорошо ещё, что пока удаётся отбиваться. А если бог Сульдэ не поспеет, и выкрадут княжича? Тогда уже к Бату показываться бесполезно, можно считать себя жителем царства тени.

А время шло. Уже выходил княжич, держась за плечо Настёнки, из юрты. С надеждой вглядывался в белую даль. Всё ждал помощи. Накинув шубёнку, тихонько бродил между костров, мимо лопочущих татар и мимо пленных русских. Сколько раз хотел присесть подле своих, чтоб хоть как-то подбодрить. Но останавливали хмурые взгляды из-под насупленных бровей. Кто он был для них, холодных и изголодавшихся, связанных верёвками? Он волен ходить только около юрты под присмотром стражи. Он то и дело чувствует озлобленные глазки Джубе. Пока ещё есть у того терпение, не забил плетьми, не накинул аркан на шею. Но они-то этого не знают. Как объяснить это московлянам, которые недавно считали его своим князем и для которых он был подобно знамени? Что они думают о нём сейчас? Как о струсившем мальчишке, который взамен свободы и жизни и тёплой юрты что-то пообещал поганым. Шептал про себя Владимир, как заклинание: «Погодите, потерпите, скоро уж». Но порой заходилось сердце в страхе и отчаянье, и тогда, особенно по ночам, плакал княжич навзрыд, как маленький, повторяя: «Мамочка, мама!» Тогда, казалось, все ожидания напрасны, и впереди только смерть, неведомая и нежеланная. А злой монгол Джубе всё грозится ханским гневом. Какое счастье, думает про себя княжич, что не ведает он про тайные подземные ходы во Владимир. Слышал он от монгола: есть у них трава такая, что напоят её отваром, и человек выскажет вслух заветные свои мысли. Не хочет, а всё расскажет. Поили они его этой травой, нет ли, он не ведает. Но всё равно толку не добьются.

Как хорошо, что есть рядом с ним Настёнка, а то бы давно, наверное, кинулся на пики монгольские, так тяжко бывает. А у Настёнки голосок, словно колокольчик. И заботливая, работящая, не смотри, что маленькая. И откуда всё знает? Притащат монголы кусок конины, она заставит их разрубить мясо на кусочки. В котёл кидает. А пока похлёбка варится, сходит за хворостом. И уж не боится больше монголов, а даже покрикивает на них. Но порой сядет, глаза грустные. Ясное дело, сладок ли плен, да ещё такой малютке.

– Княже, а почему звёздочки горят? – спросит вдруг, а глаза светятся любопытством.

– Кто-то кого-то ждёт, молится за кого-то, в небо смотрит… как в реке глаза отражаются.

– Тут мамонькины и тятенькины глазки, – ещё зорче вглядывается вверх Настёнка, – которы токмо?

И княжичу тоже хочется верить, что смотрят на него не холодные равнодушные звёзды, а те, у кого изболелось сердце от разлуки с ним. Мерцают далёкие небесные огоньки, то даря надежду, то отнимая её. А перемен никаких, долго-долго одно и то же.

Но вот однажды проснулись они с Настёнкой от шума и визгов. В свете полыхающих костров видели они страшное зрелище: монгольские воины рубили пленников. Стоны, крики… Сначала трудно было понять, в чём дело. Только зловещие тени мелькали на фоне костров. В непонятной неразберихе голосов княжич уловил слово, которое то и дело выплывало и взлетало птицей надежды:

– Урусы! Урусы!

Это выкрикивалось монголами коротко со страхом, и Владимир понял, что где-то близко наши. Сердце бешено заколотилось. Хотелось прыгать, кричать от радости. Но от костров к нему уже бежали монголы, и первым Джубе. Сжал княжич горячую Настёнкину руку и прокричал ей: «Беги!» Он подтолкнул её за юрту, а сам побежал в другую сторону. Все силы, которые накопились в нём за время выздоровления, отдавал он этому бегу. Он слышал, как сзади тревожно визжали монголы. Ему казалось, что он бежал очень долго и быстро. Слышал своё прерывистое дыхание и ещё тихий голос погибшего воеводы Филиппа Нянки, который заклинал: «Возмоги, княже, возмоги». И ему казалось, ещё немного и…

И тут будто небо обрушилось ему на голову. Страшная сила остановила княжича и повалила его наземь. Горло сдавило так, что он задохнулся. Ему хотелось избавиться от этого удушья, но пальцы нащупали на шее безжалостную твёрдую петлю аркана. В сознании мелькнуло, что теперь всё бесполезно, и мир вокруг померк.

Харитинья