Ave commune!

– Привет Пауль, – безрадостно приветствует Давиан товарища, – тебе она понадобится для получения ежедневного пайка, как мне сообщил Форос.

– То есть, – нахмурился Пауль, и его речь проявила лёгкое недопонимание, – я не совсем расслышал. Пайка?

– Именно, его самого. Теперь нас не будут кормить в «чрезвычайной столовой», которая только и стоит, чтобы питать таких залётных, как мы. Всё, хватит, теперь мы практически полноправные члены общества этой Коммуны.

– И что это значит? – Пауль убрал карточку в карман и секундой позже он сделал шаг назад, чтобы пропустить Давиана, который покинул комнату.

– Для чего? – Давиан вышел за порог, оставляя дверь открытой, не ожидая, пока она закроется. – А как ты есть будешь?

– То есть? Поясни пожалуйста, а то мне Форос ничего не передавал и не звонил. Что и как с этими картами?

Два парня устремились к витиеватой сети коридоров, не обращая внимания, как где-то на диване три партийца дружно потягивают чайного оттенка жидкость, отравляющей пространство, стойкими пьянящими ароматами спирта, пытаясь склонить и какой-то человекоподобный андройд к серому веселью, больше смахивающим на поминки, рассекая середину просторного холла.

– Зачем тебе карта, Пауль? – переспросил Давиан для себя. – Да чтобы ты смог в распределители еду и воду получить.

– Это как?

– Спускаешься вниз, на второй этаж, находишь «Центр Продовольственного Снабжения» и даёшь карту. Там уже по ней проверяют, кто ты и сколько тебе положено, и в соответствии с этим на руки получаешь еды, да воды.

– Это же…

– Да-да, мой друг, воплощение принципа «каждому по потребностям», – пестря гордостью и самодовольством, окончил фразу за друга Давиан. – Все мы будем получать еды по равному, или по нашему труду, а это и есть справедливость.

Но Пауль подумал о совершенно ином, нежели о воплощении справедливости в продуктовых карточках. Ему, человеку, выросшему в Империи, где еда и вода, одежды и техника продаются и покупаются за деньги дико смотреть на пластик, от которого зависит его продовольственное состояние. Его пальцы нащупывают гладкие стороны тонкого слитка пластической массы, вертят карточку и с каждой секундой в душе Пауля взрастает желание отшвырнуть её в сторону, выкинуть подальше, ибо вся система Директории распределения еды сталкивается с рассказами матери и отца, которые со слезами на глазах рассказывали о временах, когда Великий Кризис бушевал во всю мощь, при нехватке еды им выдавали подобные карты. Люди грызлись и убивали, топили друг друга в крови ради заветных карт, но самое гнусное, что можно было придумать, так это жадность и алчность правителей сгнившей Лиги Севера, которые благодаря картам скопили немереные горы продовольствия, живя в достатке и роскоши, торгуя им налево и направо, пока остальные давились гнилыми крысами, да краюхами хлеба, чтобы не умереть от того, что живот прилипает к спине.

«А что если они тоже… что если Партия, её верхи, решили скопить себе богатства?» – пораскинул деталями ситуации Пауль, ухватившись за мысль, которая вела к самому опасному отступничеству – усомнение в Генеральной линии Партии или отступничество от её Доктрины. Юноша лишь гранью разума коснулся предположения, что её верхи сколачивают благодаря карточкам самые настоящие продовольственные капиталы и сию же секунду рождается вопрос. – «Но зачем?».

– Что ты призадумался? – низкий голос Давиан заставил вернуться Пауля из мыслей. – Или не рад новой системе?

– Да нет, что ты, – легко и скоротечно выдал усмешку Пауль, чтобы не создавать подозрения на человека, который не рад «партийной находке». – Кстати, он нас довезёт?

– А как иначе? Или ты собрался десяток километров идти десять километров по Улью по «Дома Коммунизации Младенческого Населения».

– Ах, до «Коммунизатора», – речь Пауля скользнула намёком на тяжесть и отвращение к месту небольшого путешествия.

«До него действительно нужно ехать, иначе десять километров по чёртову Улью я не выдержу. Подохну от невообразимой безликости». – Сошёл до подавленного гнева Пауль.

Двое парней вошли в лабиринт из тесных коридорчиков, где воцарилась томная темень и вечная прохлада, окутывающая кожу неприятной сыростью, благодаря которой бесцветные стены частенько покрываются махровым ковром из плесени и грибка, которые приходится частенько счищать.

– Кстати, а как там товарищ Марта? – спросил Пауль. – Она же вроде сегодня тоже хотела с нами пойти.

– Она сейчас посвящается в таинства «Храма коммунистического полового учения имени товарища Калантай», – без намёка на смущение ответил Давиан. – Как она говорила, сегодня у них «Учение о свободном сношении с группой партийцев».

– Эх, как-то это неправильно, – прозвучала нота тяжкого сомнения от Пауля, что вызвало фанатичную реакцию его товарища.

– Нет, это истина жизни! Непререкаемая и основополагающая в половом учении Калантай. Я думаю, ты понимаешь, что здесь это…