— Потому что безопаснее всего встречаться в окружении врагов… Здесь мы расстанемся. Чем вы собираетесь заняться до того, как отправитесь к Большому Клеману?
— Немного прогуляюсь, на воздухе мне лучше. Потом, может быть, пойду в кино.
— Это хорошая идея. В «Олимпии» показывают «Вечерних посетителей» Карне. Неплохой фильм, правда, конец у него не совсем удачный…
— Я видела его в Париже. Что я должна делать после встречи с Большим Клеманом?
— Отправляйтесь на Сен-Жанский вокзал, откуда отходит ваш поезд. Возле газетного киоска к вам подойдет женщина с каталогом французских вин и скажет: «Парижский поезд сегодня, наверное, опоздает», вы ответите: «Не думаю». Расскажете ей, как прошла встреча, и можете садиться на свой поезд в Лангон.
— А если по той или иной причине я не смогу прийти на вокзал?
— Мы узнаем это от Мотыги, который будет идти за вами. Но вам приказано вернуться домой как можно скорее.
— Приказано? — спросила она, нахмурив брови.
— Да, хотите вы того или нет, теперь вы стали членом группы и в интересах вашей безопасности и безопасности всех остальных обязаны подчиняться. Аристид очень строго относится к этому.
— А где Ло… Люциус?
— В надежном месте, в Ландах. Скоро вы получите от него песточку. До свидания, Экзюперанс. Good luck[3]
.— До свидания, Дэвид.
— Ваша подруга будет освобождена завтра.
Леа не верила своим ушам. Это невозможно! Наверное, он смеется над ней.
— Как это?
— Гестапо пришло к выводу, что мадам д’Аржила ничего не знает о деятельности своего мужа и его местонахождении. А вы случайно этого не знаете?
Вопрос был задан так неожиданно, что Леа растерялась. Каким-то чудом ей удалось, даже не побледнев, совершенно невинно ответить:
— Я? Нет. Я не видела его с тех пор, как похоронили моего отца.
По лицу Большого Клемана невозможно было определить, поверил он ей или нет.
— Я вижу перед собой по-настоящему осторожного человека. Таких, у нас очень ценят.
— У нас?
— Да, в Сопротивлении.
— Но это же очень опасно! — испуганно и восхищенно воскликнула она. Это было сыграно с таким мастерством, что ее собеседник закашлялся, а затем сказал:
— Очень, но это цена освобождения нашей страны.
Дурацкая игра начала надоедать Леа. Чувствуя, что этот непонятный человек все больше ее раздражает, девушка спросила:
— В котором часу должны освободить мадам д’Аржила?
— До обеда. Она очень слаба после болезни, поэтому понадобится машина. Я позволил себе переговорить об этом с вашим дядей, мэтром Дельмасом, и он согласился предоставить в ваше распоряжение свой автомобиль, чтобы отвезти мадам д’Аржила.
— Спасибо за все. Но как вам это удалось?
— По правде говоря, я не сделан ничего особенного. Когда я разговаривал с начальником лагеря Мериньяк, он сказал, что только что получил приказ освободить мадам д’Аржила и еще десяток других узников — по семейным обстоятельствам.
Соответствуют ли его слова действительности? Во всяком случае, звучит правдоподобно. Леа удовольствовалась этим объяснением.
— Надеюсь увидеться с вами при более приятных обстоятельствах, — сказал Большой Клеман на прощание…
Если бы не боль внизу живота, которая не давала ей забыть о прошедшей ночи, Леа пустилась бы в пляс прямо на бульваре Верден. Вечер выдался прекрасный. Девушка шагала не спеша, блаженно нежась под последними лучами заходящего солнца. Она решила отправиться к дяде, Люку Дельмасу, чтобы принять душ, избавиться наконец от ощущения грязи… и впервые за день спокойно подумать о том, что произошло.
Матиас ее детства и юности умер для нее в мерзком заведении этой отвратительной бабы. Он никогда не получит прощения Леа. Единственное, в чем она никак не могла разобраться, так это в том, насколько реальными были угрозы Матиаса. Теперь она знала, что он способен на все, но пока не могла с точностью определить, насколько цепко он держит ее в своих руках, и как далеко простирается его власть над ней. О том, чтобы выгнать Матиаса из Монтийика, не могло быть и речи, во всяком случае, до тех пор, пока она не узнает, как в действительности обстоят дела с поместьем и что он может сообщить гестапо…
В столовой мэтра Дельмаса было тепло; ужин, поданный старой верной кухаркой, оказался таким же безвкусным, как и до войны.
В обществе дяди Люка и кузена Филиппа, решившего пойти по стопам отца и наконец, закончившего изучение права, Леа чувствовала все большую неловкость и внутреннее напряжение.
— Какое счастье, что у папы хорошие отношения с префектом, иначе мадам д’Аржила могла бы провести там еще много месяцев, — с пафосом произнес Филипп.
— Ты — адвокат; ты что, считаешь нормальным, когда сажают в тюрьму ни в чем не повинного человека? — возмутилась Леа.
— Может быть, она ничего предосудительного и не сделала, но хорош гусь ее муженек, которого разыскивает полиция!
— Какая? Французская или немецкая? — язвительно спросила Леа.
— Ты прекрасно знаешь, что полицейские сотрудничают.
— Да это всем известно…