В книге Ким Хак-чжуна упоминаются более поздние заявления самого Ким Ир Сена, дополняющие вышесказанное. Чхве Чхан-ик обвинялся в использовании «принципа мирного сосуществования» для того, чтобы обосновать планы установления «нейтралитета» Корейского полуострова. Он якобы предлагал ликвидировать коммунистическую систему на Севере, чтобы создать подходящие условия для такого нейтралитета
[219]. Подобные обвинения можно обнаружить и в некоторых заявлениях конца 1950-х гг.: например, они прозвучали в разговоре Ким Ён-чжу («Ким Ен Дю»), брата Ким Ир Сена и высокопоставленного функционера ЦК ТПК, с советским дипломатом в апреле 1958 г. [220]Тем не менее особо доверять им не следует. Утверждения о том, что у оппозиции имелись планы установления такого «нейтралитета» в принципе могли соответствовать действительности, хотя даже это представляется весьма маловероятным. Однако явной выдумкой является другая часть обвинений (заявления о том, что оппозиционеры якобы собирались ликвидировать коммунистическую систему в Северной Корее). Такое заявление означало бы радикальный разрыв с марксистско-ленинской ортодоксией — куда более серьезный, чем приписываемый Со Хви призыв к независимости профсоюзов от партии. В условиях Кореи 1956 г. такая идея звучала абсолютно фантастически. Невероятно, чтобы здравомыслящий партийный функционер, особенно связанный с маоистским Китаем, сказал бы что-то, хотя бы отдаленно напоминавшее эту фразу. Скорее всего, здесь мы снова сталкиваемся с инсинуациями северокорейских пропагандистов, которые стремились показать членам партии, как далеко отклонились от истинного революционного пути Чхве Чхан-ик и его группировка. Если бы Чхве Чхан-ик действительно сказал нечто в подобном духе, и у Ким Ир Сена были доказательства этого, то нельзя было бы представить, чтобы объединенная советско-китайская делегация в сентябре настаивала на полной политической реабилитации Чхве Чхан-ика. Подобные заявления были неприемлемы даже для либеральных хрущевских времен. Реакционеру, готовому отказаться от революционных завоеваний корейского народа, не могло быть прощения! Таким образом, нам остается только согласиться со скептическим отношением Ким Хак-чжуна к этим обвинениям, и более их не рассматривать.На Пленуме оппозиции не удалось получить поддержку большинства Центрального Комитета. Более того, им не удалось привлечь на свою сторону ни одного члена ЦК, который бы не принадлежал к оппозиции еще в июле. Это было результатом той тщательной подготовки к Пленуму, которую провел Ким Ир Сен. Его тактика включала в себя обещания исправить прежние ошибки, вернуть на былые посты некоторых пострадавших во время прошлых кампаний чиновников, отчасти ограничить культ личности и вообще пересмотреть свой политический курс. Эти обещания привлекли на сторону Ким Ир Сена немало аппаратчиков. Политическое и административное положение Ким Ир Сена также давало ему немалые возможности для подкупа и шантажа высокопоставленных чиновников, так сказать, на индивидуальной основе.
Результаты августовского выступления показали, что маневры Ким Ир Сена были успешны, и что он был хорошо подготовлен к тому решающему столкновению, что произошло на пленуме. По свидетельству Хо Ун-бэ, даже рассадка участников пленума была тщательно продумана — известные сторонники оппозиции сидели в окружении самых надежных и решительных приверженцев Ким Ир Сена
[221]. Какофония из выкриков и свиста помешала членам оппозиции выступить с какой-либо убедительностью, и пленум быстро превратился в соревнование по громкости криков, где конечный результат определялся численным превосходством. Возможно, при другом повороте дел некоторые участники Пленума и были бы готовы поддержать оппозицию, но, увидев очевидное превосходство хорошо организованных сторонников Ким Ир Сена, они благоразумно решили или присоединиться к общему хору, или сохранять нейтралитет. Например, нигде не говорится, что Ким Ту-бон, несмотря на свои давние симпатии к оппозиции, в ходе августовского противостояния голосовал против Ким Ир Сена или каким-либо другим способом выражал поддержку его противникам. Похоже, что Ким Ту-бон реалистично оценил, насколько малы шансы оппозиции на победу — и предпочел промолчать. Так могли поступить и другие недовольные чиновники. Впрочем, в конечном счете это не спасло большинство из них от опалы и гибели. Тот же Ким Ту-бон в начале 1957 г. был вынужден за закрытыми дверями выступить с критикой фракционизма в партии — но и это ему не помогло [222].