Август

Что там случилось на самом деле с похотливым кавказцем — меня совершенно не интересует, пусть это волнует его горячих родственников. Дома надо сидеть, за Большим Кавказским хребтом, а не рассекать на пароходах по Руси-матушке. И не лапать наших девушек.

— А вот если кто-то видел, что я видел, то тогда. То тогда мне тем более надо совершенно искренне показывать всем своим видом, что я никакого внимания обращать на печальный инцидент не собираюсь, в голову его не беру, шум поднимать не буду и вообще — я тут отдыхаю и больше меня ничто абсолютно не интересует. То есть, при всех раскладах единственный выход у меня: жить и радоваться. Можно еще, конечно, тихо слинять с парохода при первой возможности, но вот как раз это будет самым неразумным в любом случае. И путешествие сорвется, и деньги пропадут. И настроение испорчено, а главное, подозрений куда больше вызовет мое внезапное исчезновение. А уж найти человека в наше время сплошной компьютеризации баз данных и абсолютной продажности чиновных лиц, базы данных сохраняющих.

— Ну, так что, Андрей Николаевич? Радуемся жизни?

— Однозначно! Тем более, что кирпич на голову все равно неожиданно свалиться может, и никакой страховой полис от этого не спасет.

Петров облегченно затянулся крепким дымком, затушил сигарету, приветственно покивал головой проходящей мимо пожилой парочке в шортах и отправился в ресторан на завтрак.

* * *

В это же самое время на нижней палубе теплохода «Петербург», в скромной трехместной каюте без удобств, с одним круглым иллюминатором чуть выше ватерлинии, слова вылетали, скрещиваясь очередями «дружественного» огня.

— Толян, ты вообще отмороженный на голову стал, ты это-то хоть замечаешь за собой? — Анчаров, жилистый поджарый узбек с роскошной шапкой черных с ранней проседью волос, сидел на своем диванчике в одних боксерских трусах. Не сидел, нет, ёрзал, еле сдерживаясь, чтобы не соскочить с места и не заорать во весь голос. Но орать было нельзя и потому Саня шептал еле слышно, но с такой экспрессией, что и вправду, похоже было на крик. Массивный серебряный крест на черном гайтане раскачивался на груди, мокрой еще, в капельках воды из общего для нижней палубы душа. Мокрое полотенце в руке взлетело в воздух и не больно, но обидно хлопнуло по голой коленке высокого плечистого блондина-красавца.

— Это что еще за жесты, майор? — Муравьев цепко перехватил худую волосатую руку своей клешней и потянул на себя. Легонький Анчаров чуть не слетел на пол, но тут же, ловким движением кисти в сторону большого пальца захватившей его могучей ладони, без особого усилия выдернул руку и выпрямился, смешно нависнув пружинистой фигуркой над собеседником.

— Виноват, товарищ подполковник, вспылил, исправлюсь, — иронически протянул майор, успокаиваясь. — Нет, ну, в самом деле, Толя! А вдруг кто-то видел, как мы это тело за борт опускали? Он же живой еще был, наверняка, вдруг очнулся в воде и выплыл?

— Да что ты меня за идиота держишь, Саня?! Не оставалось другого выхода, быстро все делать надо было — быстро! Время принятия решения и концы в воду, — неловко скаламбурил Муравьев и нахмурился, задумавшись.

— Ага, летчик недоделанный! А взрывчатка эта — последняя? А «грызун» этот — один здесь был?

— Вертолетчик я, Саня, да и то, в другой жизни, уж 20 лет прошло, не вспоминай лучше, — снова вздохнул Толян. — Сумку со взрывчаткой мы к телу привязали, так что всплывут они вместе вряд ли — тяжелая сумка — килограммов сорок, не меньше. А уж выплыть тем более невозможно, даже если он и очнулся, что маловероятно.

— Час от часу не легче! Я ж тебе говорил: зачем все вещдоки топить?! В случае чего хоть взрывчатку бы предъявили, да оружие его, а теперь вообще ничего нет.

— А держать все это добро на теплоходе, на котором одних туристов три с половиной сотни человек? А если все же он не один был? А если взрыватель в сумке установлен уже на время? Или ты взрывотехник, чтобы сумку вскрывать и перекладывать? А если бы мы взрывчатку и оружие при себе оставили, то, как бы ты доказывал, в случае чего, что это не наши игрушки?

— А предъявят тебе обвинение в убийстве, что ты предъявишь? Корочки МГБ Приднестровья? Это тебе не Бендеры и не Рыбница, Толя! Съездили в отпуск, называется! Отдохнули! — Анчаров сокрушенно нокаутировал тощую подушку и стал натягивать джинсы.

— Ладно, Санек, не ори, сам не знаю, как ввязался. Ты же ведь мне девицу эту с инфой подставил, между прочим! Вот сам бы и разрабатывал её, в одиночку! А то, как шуры-муры разводить, так ты, а как твоих девочек из неприятных ситуаций вытаскивать, так я. Ты бы лучше сдал их обоих тихонько в Лодейном поле в ФСБ или в милицию и все — наше дело сторона!

— Ага! В ФСБ. В АБВГДэ! Есть она там, в этом Мухосранске районном, ФСБ вообще? А в милицию сельскую, к этим дуболомам местным, чтобы они из нас, как румыны в 92-м, дубинками показания с зубами вместе выбивали. Иди ты, Толя, лучше, купи билет до Риги!