Август

До четырех часов друзья отрывались в диско-баре. Сначала отдыхали после вечерних приключений на водопаде и битвы при Петре Первом. Откинулись расслабленно на мягких, широких диванах, полукругом обнимавших овальные столики, уставленные разнокалиберными — каждому по душе — и разноцветными — по вкусу — фужерами и бокалами, чашечками и мороженицами. Хорошо, что дружные аспиранты по команде предусмотрительного доцента заранее заняли места, чтобы на всех хватило. И на приднестровцев с девчонками, и на Петрова с Люсей. Народу в диско-бар набилось полтеплохода. Сначала шоу-программа из гастролирующих звезд и звездочек вызвала бурные аплодисменты добродушной туристической публики, в три ряда окружившей танцплощадку, заменившую артистам сцену. Потом аниматоры — массовики-затейники по-нашему — завели народ на танцы и конкурсы. Бега в мешках, к счастью не было, но посмеялись и попрыгали изрядно. Трио русских народных инструментов с балалайками в руках — от обычной до гигантской, — выше девушки, которая на ней играла, и вовсе произвело фурор, исполнив несколько классических мелодий из американского кино. Польщенные музыканты: пожилой кавказец и гротескно-яркие молодые евреи — брат с сестрой, встряхнули балалайками и сыграли «на бис», сорвав бешеную овацию. Был и прекрасный русский народный ансамбль песни и пляски с такими красавицами в сарафанах, что просто заныла душа. Вел программу разбитной армянин из популярного телевизионного «Comedy Pub», но его сальные шуточки ниже пояса странным образом только оттеняли задушевность старых советских песен о любви в исполнении Марины, совмещавшей на теплоходе амплуа певицы с подработкой администратором.

За полночь пожилые люди разошлись по каютам, а молодежь и все, кто себя посчитал еще не старым, плясали в разноцветных лучах лазеров и пулеметных очередях стробоскопов почти до рассвета. И, конечно же, внезапно проснулся среди ночи клевавший носом над чашкой кофе с ирландским виски ди-джей и, наведя резкость на танцующих, замесил попсу и всякую там кислотную музыку в комок, сплющил, раздавил, смикшировал и вывел плавно и чисто «Отель Калифорния». Да еще объявил гнусавым голосом классического пионервожатого: «Белый танец! Девочки приглашают мальчиков!».

И поплыла через весь зал к напрягшемуся Анчарову выходившая было попудрить носик Глафира, лебедушкой поплыла, не боясь, что ускользнет от нее ее почерневший от жизни и кремнем ставший друг. Потому что кремень этот высек из нее искру и зажег в ней свет.

Несмело поднялась и встала перед Муравьевым во весь свой модельный рост Даша. Потупилась несмело, посмотрела с надеждой, как тогда, когда еще не стала королевой школы, и универа, когда еще гадким утенком была, — на первых вечерах в шестом-седьмом классе английской школы. Но прежде гривкой невесомых, блестящих как в рекламе шампуня, — шелковой лентой локонов белых взметнула, оглянувшись вокруг: не дай бог, посмеет кто-нибудь пригласить выбранного ей кавалера!

Кирпичик за кирпичиком, — и рухнула внутри Толяна ледяная стена.

— Эта не предаст, — подумал он и решительно поднялся с дивана.

А Петрова Люся просто за руку вытянула на середину танцпола. Прильнула, позволила вести себя медленно, обнимать, целовать в открытую шею — для всех незаметно, как им казалось.

Первый танец сближает порою на целую жизнь. Так было, так будет, надеюсь.

А потом все скакали под неистовую «Венеру» Shocking Blue: кружком, с воронежцами вместе, с подростками, которых не сразу разберешь, где парень, а где девица, с Маратом, косившим под поселкового Майкла Джексона и с его заводными блондинками — торговками с питерского рынка «Юнона», как оказалось.

Теперь, на средней палубе, поближе к воде, остались только свои. Птицы, редко поющие в августе, с первым солнцем запели.

Неожиданно, палубой выше, тихо-тихо заиграл синтезатор, и вместе с птицами запела для себя, не так, как в концерте, певичка из бара «Панорама». Это заведение закрылось уже в полночь — у бармена Димы был день рождения. Досиделись и они до утра, как видно.

Ждать не надо лета, чтоб узнать, что счастье есть.
Ждать не буду лета, чтоб сказать, что счастье здесь…

Чуткий Петров первым услышал мелодию, оборвал слово и вскинул руку: слышите?! Все замерли, только бесконечное скольжение теплохода по зеленой воде среди зеленых лиственных стен продолжалось завораживающе, попав в такт негромкой музыке, как будто это она, музыка, а не могучая машина, двигала судно.