Август

Полковник Плещеев знал, что просто так на пенсии не отсидится. И как в воду глядел. За день буквально до сбора гостей в Вырице, заиграл любимой мелодией давно уже молчавший мобильник. Его и с собой перестали брать, лежал он на письменном столе у полковника, чтобы не забыл тот перезарядить игрушку на всякий случай — для порядка. Лежал, молчал. И вдруг заиграл. Плещеев даже ушам своим не поверил. Машенька дома, на кухне возится, а больше звонить некому. Постоял у книжных полок, на которых выбирал книжку — пойти в сад, почитать; постоял, пождал, ну, перестанет ведь когда-нибудь! Но телефончик доиграл мелодию вызова до конца и запел по новой. Делать нечего, и хоть никто не любит в России с давних времен ни стука в дверь неожиданного, ни звонка без причины, а пришлось ответить незнакомому абоненту, номер которого не определялся на автоответчике.

— Кирилл, сколько лет, сколько зим, здравствуй, дорогой!

— Здравия желаю, господин генерал-лейтенант, — сухо ответил в трубку полковник, чувствуя, чуть ли не первый раз в жизни, как льется по позвоночнику струйкой холодный, противный, трусливый пот.

— За что ж ты меня «господином», товарищ полковник? Ты, вроде, этого обращения не полюбил в свое время.

— Моё время кончилось. Я на пенсии.

— Какая у нас тобой может быть пенсия? Хотя. Пенсия, конечно, может быть, а вот в запасе никто из нас и на пенсии не отсидится, — тонкий фальцет генерала в мобильнике перешел в насмешливый посвист.

— Слушаю вас, господин генерал-лейтенант.

— А где, «чем могу служить, ваше высокоблагородие»? — издевался уже неприкрыто генерал.

— Я своё отслужил, — продолжал гнуть свою линию Кирилл, моля Бога о том, чтобы не прибежала вдруг в кабинет Машенька со свежеиспеченным пирожком на блюдечке.

— Это ты Родине отслужил, Кирилл, а мне еще нет!

— Тебе, генерал, все крови мало?

— Дерзишь не по чину, — после долгой паузы спокойно ответил собеседник. — Но ладно, прощу на первый раз. Завтра на рыбалку приглашаю. В Вещёво, на охотничью базу, ты это место знаешь.

— Далековато все же, чуть не в сердце Карелии, может, поближе где рыбку найдем, товарищ генерал? — начал поддаваться голосом Плещеев, а на лице его появилась, меж тем, странноватая задумчивая улыбка. И холодный пот высох.

— Ах да, тебе ж послезавтра гостей дорогих встречать, — без ехидства, неприкрыто торжествующе нанес Щербатый удар под дых. И не понял, что этими словами сам себе жизни оставил на одну рыбалку с отставным полковником.

Генерал Щербатый был предателем «по жизни», как сейчас говорят. Все это знали, и именно потому генерал ничего не боялся и позволял себе такое, о чем и самые прожженные мерзавцы побоялись бы даже подумать. Как водится, от говнистого офицера его прямое начальство на местах избавлялось привычным способом — отправляло с глаз подальше на повышение. Так и дорос до Москвы и до второго генеральского чина бывший особист из Прибалтийского военного округа, службу начинавший и вовсе в Монголии.

* * *

Кирилл, решивший в 91-м году остаться в контрразведке лишь для того, чтобы «минимизировать вред» от таких вот «щербатых», во множестве расплодившихся в КГБ перед перестройкой, генерал-лейтенанта знал давно, еще по Риге. Уже к концу восьмидесятых новый генсек поменял три четверти руководящего аппарата в стране. В обкомах и крайкомах партии, в республиканских ЦК, в экономических министерствах и идеологическом аппарате, в армии, милиции и, конечно же, в госбезопасности Горбачеву с Яковлевым удалось поставить на ключевые посты своих ярых приверженцев, таких же, как они — «Меченый» и «Хромой бес» перестройки. Именно потому удивляются сейчас наивные люди порой, как же это вышло, что никто почти не сопротивлялся гибели страны из тех, кому ведать положено. А вот так и вышло. Низшие звенья и редкие одиночки — не в счет. А рыба, как ей и положено, сгнила с головы.

Прошло четверть века с начала перестройки, двадцать лет — тоже юбилей — окончательному распаду Союза. Всё бы ничего, да вот только самое худшее из советской системы власти последовательно стало воплощаться и в новой России. И то же отношение к русскому народу, и подкуп национальных элит, и обескровливание центральной России в пользу обнаглевших автономий. «Любовь не купишь» — любил в своё время поговаривать Кирилл, глядя на то, как ведут себя отпавшие от России союзные республики, нагло кусающие все еще продолжающее их кормить вымя. Сейчас то же самое продолжалось уже в границах Российской Федерации.