Август

— Да-да, вы набросайте текст, — изрёк Оттесен и проследовал мимо Августа, словно это не человек, а воздух, проходя же крикнул в сторону судов, стоявших в заливе, что надвигается буря, большая буря, и что на их месте он подтянул бы чалки. С этими словами Оттесен поднял парус и, как был, один, пошёл к своему неводу в дальнем заливе.

Человек энергичный и уверенный, вы только поглядите, как он плывёт, бесшабашно и с молниеносной быстротой, лево руля, право руля! Итак, он предсказал шторм, а шкиперы на судах безоговорочно ему доверяли, и потому все как один подтянули чалки.

XIII

Какой разразился шторм, предсказанный Оттесеном! Очень хорошо, что шкиперы вняли его совету и подтянули чалки. Единственным, у кого на это не хватило ума, оказался, к сожалению, сам Оттесен: он без всяких приключений дошёл до своего невода, сделал там всё, что собирался, но днём позже он в своей гордыне надумал потягаться с явно затяжным штормом и ради ещё каких-то дел дойти на парусах до пароходного причала — надумал и больше не вернулся. Да-да, Оттесен так больше никогда и не вернулся. Парусник его потом нашли в открытом море у Рейне, что на Лофотенах, пустой и разбитый в щепы. О чём Йоаким прочёл в своей газете.

Это была большая и очень ощутимая потеря для Поллена и для всего света, это был явный перебор, прерванная игра, но для Августа всё получилось на редкость удачно: в банк поступило пять тысяч крон на строительство фабрики, а луговину отдавать так и не пришлось, луговина осталась при нём! Удача, которая что-то, да значила. По злой иронии судьбы несчастье с Оттесеном обернулось удачей для другого человека.

И однако же далеко не всё складывалось, как хотел Август: на строительство фабрики он не получил ничего, кроме этих пяти тысяч, остальные уклонялись под разными предлогами. Что и говорить, Оттесен, пока был жив, считался человеком прозорливым, и полленцы доверяли ему, теперь же, когда он, несмотря на всю свою прозорливость, погиб, они не считали нужным следовать его примеру.

— Ну, пять тысяч у нас всё-таки есть! — сказал Август и заказал телеграммой изрядную партию цемента.

— А сколько ж он будет стоить, этот цемент? — спросила Поулине.

— Вот уж не знаю, — ответил Август, — думаю, несколько тысяч.

Поулине нахмурила брови:

— Ты что, хочешь совсем опустошить банк! Этому не бывать!

Август, чтобы подольститься к ней:

— Благослови тебя Бог, Поулине, но ведь эти пять тысяч вовсе не принадлежат банку. Они принадлежат фабрике. Мы построим на них фабрику рыбной муки.

Но Поулине была неумолима:

— Деньги останутся в банке!

Август настаивал:

— Вот увидишь, теперь у нас дело пойдёт! Ты отродясь не видела столько цемента, может, там будет тысяча тонн, ну, если по-честному, не тысяча, но уж двести тонн там будет наверняка. В Поллене начнётся совсем другая жизнь!

Но Поулине не желает слушать про его планы, мысли Поулине явно заняты чем-то другим: капеллан Твейто должен сегодня побывать в школе с инспекторским визитом, а Поулине намерена угостить его обедом, конечно, в меру своих возможностей.

— Ты бы помог мне ощипать кур, — сказала она Августу.

Однако Август почему-то не трогался с места — стоял и курил свою пенковую трубку, он тоже сегодня на особицу приоделся и даже отыскал у себя в чемодане трость со стилетом, вытащил его и принялся нахваливать: однажды это оружие спасло ему жизнь. А когда-то трость принадлежала одному императору, его звали Наполеон.

— Ощипать кур? — переспросил он. — Всё зависит от того, что ты мне за это дашь.

Так они раньше отвечали на какую-нибудь просьбу, когда были ещё детьми и хотели поцеловаться. Поулине, холодно и равнодушно:

— Хотя ты небось и ощипывать их не умеешь.

— Я не умею? Да назови хоть одно дело, которое я не умею делать!

Поулине скептически улыбается.

— Я, который выстроил фабрику на Бермудских островах и ночевал в лагере прокажённых!

Поулине, насмешливо:

— Вечно эти твои истории!

— Ты мне, значит, не веришь? — спрашивает он. — Ладно, я докажу тебе, что умею строить фабрики!

И он опять заводит речь о своём, толкует о телефоне, электрическом освещении, о машинах, на которых можно летать: ты себе садишься на стул, самый обыкновенный стул, и поднимаешься в воздух. Но конечно, на это нужны деньги, вот для чего им требуется и банк, и фабрика рыбной муки, и промышленность, и заработки, и вообще много-много денег. Вот бы ему сколотить по-быстрому состояние и поднять жизнь в Поллене на новую, небывалую высоту, ещё настанет день, когда люди по достоинству оценят его, ещё и амтман заедет за ним в карете, запряжённой четвёркой, чтобы куда-то там его отвезти...

Августа совсем занесло, в своих мечтах он унёсся в заоблачные выси.

Но Поулине он, по правде говоря, начал раздражать, да и полёт его фантазии уже клонился к земле.

— Довольно я наслушалась твоих выдумок! — сказала она и махнула рукой, словно желая отогнать очередную ложь.

Август сразу сник и спросил:

— Что это ты давеча говорила про кур?

— Уж больно ты нарядно одет, боюсь, как бы не изгваздался в курином пуху.

Август и впрямь был нарядно одет, никакого сравнения с тем, что обычно.