Август

— Я нарядился, чтобы свататься, — сказал он неожиданно.

— И куда ж это ты собираешься?

— Сюда, дальше мне идти не стоит.

Поулине воззрилась на него в полном недоумении.

— Ну так вот, отвечай, как ты к этому отнесёшься? — Господи, какая наглость, какой бессовестный, какой распущенный человек! И — чёрт подери — как же он изменился! Седой, весь в морщинах, и волос на голове почти не осталось, правда, грудь колесом — гусар да и только.

Август пустился в объяснения:

— Гм-гм... это, конечно, не... чёрт меня подери, не так легко... короче говоря, я именно сюда и шёл, хватит с меня!

Поулине давно вышла из юного возраста, поэтому она не обрадовалась его словам, а, напротив, рассердилась:

— Ты о чём это толкуешь?

Август в ответ:

— Я надумал просить тебя...

— Меня?! — вскричала Поулине и, фыркнув, принялась наводить порядок на полках.

Пытаясь придать себе весу, Август сказал, что уже не раз бывал помолвлен, что правда, то правда, но теперь это всё в прошлом...

Ничего хуже он и придумать не мог, Поулине ещё пуще разгорячилась:

— Ну и тип же ты!

Август:

— А что тут такого? Неужели нельзя забыть то, что было, и порадоваться тому, что есть?

— Уж молчал бы ты!

— Скажу тебе откровенно, я пользовался большим успехом, у тебя такое бывало? Ты только попробуй быть целый год связанной с другим человеком, и тогда посмотрим, как ты себя будешь вести. Поверь, с каждым месяцем забывать всё проще и проще...

Однако его слова результата не возымели.

— Слышал я, — сказал он вдруг, — что сегодня сюда собирался капеллан. Ты, может, о нём думаешь?

Поулине, залившись краской до корней волос:

— Ну и что? Тебе-то какое дело?

— Да никакого, — сдался Август, — хотя я мог бы всерьёз тобой увлечься! Благо я решил начать оседлую жизнь.

— Ха-ха-ха! — издевательски расхохоталась Поулине.

— Видит Бог, это не самое плохое, что могло выпасть на твою долю.

Молчание. Поулине лихо шурует на полках, фыркает и поводит носом.

— Ты говоришь так, будто что-то в этом смыслишь, — бормочет она себе под нос.

Опять молчание. Август мало-помалу начинает понимать, что его оскорбили, и спрашивает:

— Ты сказала «смыслишь»? Думаешь, я по этой части уже никуда не гожусь? Вот это новости. Это про меня-то, который смыслит побольше некоторых?..

— Вот и докажи! — говорит она.

Нет, здесь ему ничего не обломится. Да и то сказать: одному Богу известно, так ли уж всерьёз Август, эта перелетная птица, затеял своё сватовство. Сомнительно что-то.

Поулине и сама могла ощипать двух кур. Она вообще всё могла сделать сама. Руки у неё были решительные и ловкие, они справлялись с любой работой, и спустя полчаса куры, ощипанные и опалённые, уже лежали в духовке. Потом она привела себя в порядок, причесалась, расправила локончики и упрятала их под сетку, пришила новый крахмальный воротничок к платью, а потом пошла в большую комнату, чтобы накрыть там на стол, и то и дело бегала на кухню проверить, как там у неё жарятся куры, и всё спешила, всё спешила...

Ведь он вполне может зайти в лавку, чтобы купить себе табаку и спичек, может заглянуть и в контору, где гордо красуется несгораемый шкаф; Поулине и там навела порядок, поставила стул куда следует, смахнула пыль. Все бумаги, почтовые, торговые, банковские и страховые, лежали на столе, она принесла из комнаты книгу псалмов и сборник линдрутовских проповедей и положила их поверх бумаг. А в ящике стола лежала её шкатулка для рукоделья, украшенная Сердцем Христовым.

Короче, получился молитвенный уголок, мало ли зачем ей понадобится выдвинуть ящик, вот пусть он и увидит всё это...

Пастор зашёл, когда у него выпала свободная минутка, чтобы спросить перьев.

Господи Боже ты мой! И, вспомнив, что у неё именно для него жарятся куры, Поулине не смогла удержаться от небольшой вольности.

— А может, пачку табаку? — игриво спрашивает она.

— Нет, нет, спасибо, хотя вообще-то, пожалуй, возьму, неплохо иметь запас. Сколько с меня?

— Нет... нет, нисколько!

Вот тут Поулине вполне могла пригласить его к обеду, но в эту самую минуту в лавку ввалился Теодор, и она смолкла на полуслове. Было бы нежелательно, чтобы вся округа прослышала о её торжественном обеде с пастором.

Пастор снова попытался заплатить.

— У торговцев из Верхнего Поллена я никогда ничего не получаю бесплатно, — сказал он.

— Боже, есть о чём говорить! Несколько пёрышек и пачка табаку! Да, так что я ещё хотела сказать... Не угодно ли вам заглянуть в контору, посмотреть, как там у нас стоит сейф и как вообще всё устроено?

А вдруг у пастора мелькнуло какое-нибудь подозрение?

— Уж и не знаю, есть ли у меня время... — сказал он и достал часы. — Повторяю, я ничего не хочу брать даром. Тем более что там, куда я собираюсь уехать, мне ничего не будут давать просто так! Я уезжаю в Финмарк!

— В Финмарк? — немедля подал голос Теодор. Пастор кивнул.

Теодор принялся разглагольствовать. Его отлично знают в Нуфс-фьорде, в Берлевоге, его в общем-то повсюду знают. Где он только не побывал, где не поездил по Норвегии!

Не исключено, что у капеллана Твейто мелькнула некая мысль, и он, как человек порядочный, решил объяснить даме.