Август и великая империя

Легко понять, что, производя это искусственное деление на три части, не согласованное ни с расами, ни с языками, ни с историей Галлии, Август предполагал совершенно потушить в Галлии политический и национальный дух, ослабить традиции, затруднить всякое соглашение между племенами, сближаемыми языком, расой и воспоминаниями, и обратить всю эту новую, лишенную национальности и политического духа Галлию к земледелию, торговле, промышленности, наукам и удовольствиям. Но административная реорганизация казалась недостаточной для укрепления римского господства, ибо галлов продолжала волновать надежда, что им на помощь придут германцы. Поэтому, чтобы спокойно владеть Галлией и дунайскими провинциями, нужно было завоевать Германию. Здесь не было возможности выбора, как в вопросе о завоевании Парфии, а была настоятельная необходимость. Если Италия и сенат не понимали этого, то это понимал Август, несший на себе всю ответственность власти. Он должен был думать о своевременном устранении грозивших в будущем опасностей. Эта германская кампания была, однако, почти так же трудна, как и парфянская. Август мог отдавать себе в этом отчет, даже не уезжая из Рима, из чтения 39-й и 40-й глав первой книги Комментариев Цезаря, где завоеватель Галлии так ясно излагает опасности и трудности войн в Германии: храбрость врагов, отсутствие дорог, трудность транспорта и продовольствования, огромные леса и легкость засад.

Эти затруднения, столь большие уже в эпоху Цезаря, в последние тридцать пять лет еще увеличились, ибо солдаты Августа, менее солдат Цезаря привыкшие к войне, нуждались в более сложном багаже, в более обильном провианте, в более верных проводниках и более легких дорогах. Но если Август не был человеком, способным безрассудно бросаться в неизвестное, подобно Лукуллу и Цезарю, то он все же умел принимать важные решения, когда после зрелого размышления понимал их необходимость. В начале 13 г. Август пригласил Агриппу, все еще бывшего на Востоке, вернуться в Италию и сам хотел возвратиться туда, чтобы посоветоваться о таком важном деле с наиболее опытным военным деятелем своего времени.[86]

С 13 г. оканчивалось также пятилетие двойного принципата. Август и Агриппа поэтому оба должны были находиться в Риме, чтобы заставить продолжать пятилетие своей власти; в это же время можно было и составить план кампании. Впрочем, момент для начала завоевания должен был казаться особенно удобным. Предприятие было не менее трудным, чем то, которое Цезарь довел до конца в Галлии или которое Антоний пробовал выполнить в Парфии, но Август после пятнадцатилетнего счастливого управления приобрел авторитет, достаточный для того, чтобы быть в состоянии побудить государство к этому предприятию. В конечном итоге эти пятнадцать лет принесли в Италию более хорошего, чем дурного: мир не был нарушен, благосостояние увеличивалось, много вражды прекратилось и многие желания были удовлетворены. И если не его одного нужно было благодарить за эти благодеяния, то современники все же переносили на него свою признательность. Разве не он уже пятнадцать лет работал над уничтожением злоупотреблений, изданием законов и их применением, реорганизацией провинций, заключением договоров, собиранием денег, усмирением мятежей и увеличением империи? Его популярность не была временным порывом общественного расположения, которым пользовался Цезарь; это было спокойное доверие, постоянно окружающее первого магистрата республики.

Любимый сын богов и Рима лучший страж,
Давно мы ждем тебя. Священному собранью
Отцов ты слово дал быть вовремя! Когда ж
Вернешься ты по обещанью?
Пусть свет, о добрый вождь! над родиной взойдет!
Лишь только лик твой где народу воссияет,
Как будто бы весной приятней день пойдет
И ярче солнце запылает.[87]

Так приветствовал Гораций Августа, намеревавшегося вернуться в Рим, и изображал Италию, ожидавшую его возвращения, как возвращения сына из дальнего путешествия. Благодаря ему