Август Козьмины

– Да не умею я начинать! Не способен! Меня потом уже вдохновение берёт. А вначале я немею просто. Ты бы слышал, как она со мной по телефону разговаривала – словно я у неё эту книгу украл.

Никодим на это усмехнулся, иронически покачал головой и безнадёжным голосом заметил:

– Падок ты на имена, Серый.

– Падок! – загорячился Сергей. – И что здесь такого?! Ты же видишь, какая она!.. Ничего, что характер! Не страшно! И это ещё тоже неизвестно про характер – может, у неё травма душевная.

– Душевная. Ну-ну, – устало и согласно вздохнул Никодим. – Одним словом, я пошёл. Дежурю завтра и послезавтра до обеда. И всё. Всё! После уж сам с ней разбирайся…

Друзья вышли на улицу и просто, без церемоний расстались. Разошлись, чтобы встретиться снова через день на том же месте.

Дом Сергея находился всего лишь в нескольких кварталах от библиотеки. Серое здание эпохи произвола с громоздким фасадом и геральдическими излишествами выходило на небольшую тихую улицу без растительности и с узкими тротуарами. Сергей по широкой лестнице взбежал на второй этаж. Ухватившись за изящную ручку, открыл массивную высокую дверь и вошёл в просторную, довольно светлую прихожую. Прихожая была пустовата, в ней даже поселилось крошечное, робкое и милое эхо. Устав от одиночества, выйдя из комнат, можно было с эхом этим поговорить, посетовать на жизнь и личные недостатки. Эхо страдало отсутствием собственного мнения и спешило согласиться с любым доводом собеседника, что слегка раздражало.

К описанию жилища в целом вполне подходило определение в стиле расхожих заголовков из недавнего прошлого, вроде такого: «Париж – город контрастов». Контрастов было много, они валялись повсюду, подворачивались, цеплялись за ноги на каждом шагу, заставляя спотыкаться. Неухоженность и запустение одной комнаты противостояли уюту и чистоте другой. Горка вымытой посуды, аккуратно уложенной у чистой мойки, соседствовала с сооружением из пустых грязных кефирных бутылок, напоминающим городошную фигуру «баба в окошке». Компакт-диски, выставленные в алфавитном порядке на вытертой от пыли полочке, уживались с усыпанной конфетными обёртками, растрёпанной пачкой замасленных журналов. Чувствовалось, что в этом жилище мирно сосуществовали две общественно-политические системы, два лагеря, два образа жизни. Но довольно лозунгов и шаблонов.

Все опрятные жилища похожи друг на друга, каждое неопрятное жильё неопрятно по-своему. Кавардак – это искусство быть безразличным. Раз уж это искусство, то в нём должен существовать целый ряд стилей и эпох. Говоря о стилях, следует выделить наиболее характерные – раннеготический, например, словно сообщает вам: «Хозяин встал раненько, да вот беда – надо было ещё раньше, потому он и метался, сердешный, от плиты к умывальнику, от дверей лифта назад к утюгу и выключателям». Для этого стиля характерны умеренная импульсивность, бытовой тектонизм. Предметы из различных жилых сфер варварски вторгаются в непривычные им домены, словно отвергая смысл и споря с логикой бытия, то есть быта. Беспорядок в стиле позднего барокко сообщает вам, что жилец припозднился навеселе, потоптался у входной двери, воюя с замочной скважиной, рванул от порога в туалет, опрокинув на своём пути вешалку и смахнув на пол телефон. Затем в более медленном темпоритме посветлевший душой хозяин брезгливо стряхнул со ступней обувь, грациозно уронил стакан с недопитым кефиром, забыл закрыть дверцу холодильника, наткнулся в темноте на пару стульев, пока не нашёл выключатель. Для этого стиля характерны многообразие и непредсказуемость форм, совмещение реальности и иллюзии. Создателям шедевров позднего барокко явно не занимать благодушия и незаурядности.