Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции

Николай Николаевич – заклятый враг Распутина. Он неоднократно требовал выслать «старца» из Петрограда. Именно к нему обращаются все борцы с влиянием «темных сил». Скажем, товарищ министра внутренних дел и командир отдельного корпуса жандармов Владимир Джунковский зачем-то докладывает великому князю о ходе расследования инцидента в московском ресторане «Яр». Верховному главнокомандующему в разгар Великого отступления, конечно же, нечем больше заняться, как разбирать подробности пьяного дебоша и сеанса эксгибиционизма, которые учинил «старец», отправившийся в Первопрестольную поклониться святым местам, но слегка переусердствовавший в религиозном экстазе.

Распутин еще далеко не вершитель судеб. Его тактика чисто оборонительная: он борется лишь с теми, кто борется против него. Так, защищаясь, он победил и Столыпина, и его преемника Коковцова. Так он борется и с верховным главнокомандующим.

Поначалу Александра Федоровна не настаивала на замене Николая Николаевича, хотя тот и показал свою несостоятельность. В мае, во время поражений в Галиции, Николай II приехал в Ставку. Верховный главнокомандующий плакал и спрашивал, не думает ли царь «заменить его более способным человеком». «Он нисколько не был возбужден, я чувствовал, что он говорит именно то, что думает», – сообщал Николай II жене. Казалось бы, отличный повод зацепиться: конечно, мол, гони его, не раздумывая. Но Александра Федоровна в ответном письме только поблагодарила мужа за обстоятельный рассказ[317].

К лету 1915 года обстановка в стране накалилась. Общественность возмущалась позорным отступлением. Многие депутаты Думы или служили в армии, или ездили на фронт и видели, как русская армия гибнет, не имея не только снарядов, но даже ружей. «Священное единение» сменилось всеобщей оппозиционностью. Под давлением общественности царь отправил в отставку самых одиозных министров – военного министра Сухомлинова, министра внутренних дел Маклакова, обер-прокурора Синода Саблера и министра юстиции Щегловитова. Эти решения Николай II принял, находясь в Ставке и, соответственно, не советуясь с женой. Раз в Ставке – значит, под влиянием Николая Николаевича, рассудила Александра Федоровна и усилила натиск. Она уверяла, что великий князь специально держит царя около себя, чтобы управлять им. А слушаться Николая Николаевича ни в коем случае нельзя, ведь «он далеко не умен и, раз он враг божьего человека (Распутина. – Г. С.), то его дела не могут быть успешны, а мнения правильны». Впрочем, «если надо, чтобы он оставался во главе войск, ничего не поделаешь». Пусть «все неудачи падут на его голову». Плохо только, что «во внутренних ошибках – будут обвинять тебя, потому что никто внутри страны и не думает, что он царствует вместе с тобой»[318].

Александра Федоровна идет все дальше и дальше в своих подозрениях. Ей кажется, что Николай Николаевич не просто царствует вместе с ее мужем – он хочет царствовать сам. Здесь, конечно, не обошлось без Распутина. «Он все время интригует против главнокомандующего, – отмечает Морис Палеолог, – обвиняя его в полном незнакомстве с военным искусством и в том, что он желает только создать себе в армии популярность дурного рода, с тайной мыслью свергнуть императора»[319].

Сильное впечатление на императрицу произвел немецкий погром в Москве. Если еврейские погромы провоцировала черносотенная печать, то московское побоище лежит на совести либералов. Изо дня в день московская пресса подогревала антинемецкую истерию. Орган либеральной партии прогрессистов «Утро России» призывал бороться с «внутренними немцами» – чиновниками и коммерсантами. У газеты октябристов «Голос Москвы» борьба с немецким засильем вылилась в настоящую паранойю. Наверное, самый яркий тому пример – статья «Немецкое засилье в музыке». Оказалось, что 90 % капельмейстеров в армии – немцы, которые искажают своей трактовкой музыки душу русского солдата.

Прогрессисты и октябристы в Москве – это купцы, промышленники и биржевики. Для них немцы – прежде всего конкуренты, а борьба с немецким засильем – выгодное коммерческое предприятие. Они нашли покровителя в лице главноначальствующего Москвы и командующего Московским военным округом Феликса Юсупова-старшего. «Глуп, но искренно предан», – так характеризовала его императрица[320].

28 мая многотысячная толпа с царскими портретами собралась на Красной площади, после чего растеклась по соседним улицам. Два дня народ громил магазины и лавки, принадлежавшие подозрительным владельцам. Сначала под подозрения попадали носители немецких фамилий, потом – любых иностранных, а затем начался обычный массовый грабеж. Лишь на второй день власть очухалась и начала принимать меры.