Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции

Разумеется, «люди доверия» не могли разрешить вопрос с железными дорогами. Вплоть до начала 20-х его вообще никто не мог разрешить. Во Временном правительстве за эту проблему взялся либеральнейший и социальнейший кадет Некрасов, решивший, что нужно удовлетворять все требования железнодорожников. Поезда почти совсем перестали ходить. Большевики подошли с другой стороны. Во время гражданской войны на посту наркома путей сообщения побывали такие решительные и эффективные управленцы, как Дзержинский и Троцкий. Поезда совсем встали.

Выход был только один – покончить с войной. Но именно этого больше всего боялась оппозиция. Главная ее претензия к власти – царь собирается заключить мир. Оппозиционные лидеры настолько вбили это себе в голову, что легенда о готовности Николая II к сепаратному миру перекочевала в советскую историографию и гуляла в ней целых 50 лет, пока историки, наконец, не удосужились ее проверить. И выяснилось, что никаких доказательств нет. Николай II несколько раз получал предложения от немцев заключить мир, но каждый раз с негодованием их отвергал.

Правда, в желании закончить войну обвиняли не столько Николая II, сколько Александру Федоровну. Мы помним, что Николай Михайлович с первых дней войны заговорил о «гессенских влияниях». В июне 1915 года Павел Александрович рассказал царице, что «слышал, будто немцы предлагали нам условия перемирия». «Я предупредила его, – сообщает Александра Федоровна мужу, – что в следующий раз он услышит, будто я желаю заключения мира»[365].

Императрица как в воду глядела. Через год вся страна талдычила, что она стоит за заключение мира. К этому ее, разумеется, подталкивает Распутин, который немецкий шпион или, в крайнем случае, работает на немцев бессознательно. Приплетали какого-то еврейского банкира Мануса и доходили до бредней про прямой телеграфный провод, по которому «старец» переговаривается с Вильгельмом II.

Распутин действительно был против вступления России в войну. Он действительно мог заговаривать с царицей о заключении мира. Но никаких данных – ни прямых, ни косвенных, – что Александра Федоровна стремилась к миру, попросту нет. Если, конечно, не считать того, что она пыталась улучшить положение немецких военнопленных, чтобы немцы в ответ улучшили положение наших. Или отдельных мест в переписке с мужем, где она сокрушается, что война уносит множество человеческих жизней, или признается, что болеет душой за свою «маленькую родину», за брата Эрни и сестру Ирен. Хотя переписка, естественно, не могла быть известна тогдашним оппозиционным сплетникам.

Лидер думской оппозиции Павел Милюков в параноидальном ура-патриотизме не уступал лидеру великокняжеской фронды Николаю Михайловичу. Он специально отправился в Швейцарию, «чтобы собрать из недоступных в России источников данные о таинственных сношениях германцев с русскими сферами по поводу заключения сепаратного мира». На него «посыпался целый букет фактов – достоверных, сомнительных и неправдоподобных»[366]. Весь этот букет «неправдоподобных фактов», иначе называемых слухами, Милюков выложил в своей знаменитой речи 1 ноября 1916 года о «глупости или измене». В III Думе кадетов не включили в комиссию по обороне, поскольку они, дескать, могли рассказать врагу государственные секреты. IV Дума встретила речь Милюкова, полную домыслов и явной клеветы, овацией. Судя по возгласам с мест, депутаты не верили в глупость и были уверены в измене. Дума требовала «правительства доверия».

Конечно, кадровые назначения Николая II в годы Первой мировой войны нельзя назвать удачными. Влияние Распутина, действовавшего через императрицу, тоже нельзя отрицать. И все же дело не в Распутине. Николай II просто не знал, что делать, и отчаянно пытался найти выход из положения. Отсюда – постоянная смена министров, которую Пуришкевич метко назвал «министерской чехардой». Беда в том, что думская оппозиция тоже не имела никакой программы выхода из кризиса. Так что во Временном правительстве министры будут меняться еще чаще, чем при царе. Возможно, пресловутое «правительство доверия» могло бы на какое-то время разрядить накалившуюся обстановку. Вот только царь ни к Думе, ни к «людям доверия» ни малейшего доверия не испытывал. И вообще говоря, был прав – в 17-м году они покажут свою полную несостоятельность. Не прав он был только в том, что совсем ничего не предпринимал. Теоретически существовало три варианта действий:

1) Сформировать «правительство доверия», т. е. передать реальную власть Государственной думе.

2) Принять жесткие меры – распустить Думу на время войны и обуздать печать.

3) Заключить мир.

Так как ни первого, ни второго царь не делал, общественность уверилась, что он выбрал третий путь. Парадокс в том, что общественность обвиняла Николая II в том, о чем он и не думал, хотя это было бы самым разумным в той ситуации.

Особую ненависть у оппозиции осенью 16-го года вызывали два министра – Борис Штюрмер и Александр Протопопов. Оба – ставленники Распутина.