Августин. Беспокойное сердце

Позже в трактате «О пользе веры» (392) Августин будет оперировать вместо этого тремя понятиями: пониманием, верой и мнением. Первое — всегда бывает безошибочным. Второе иногда ошибается. Третье без ошибок не бывает. То, что мы понимаем, зависит от разума. То, во что мы верим, зависит от авторитета. То, что мы предполагаем, зависит от предрассудков. «Но все, кто понимают, верят. Верят также и те, кто предполагает. Но не все, кто верят, понимают, и те, кто только предполагают, не понимают вообще ничего» (О пользе веры, 25). Чуть ниже он скажет: «Здоровее поверить до того, как прибегнуть к разуму, — ибо разум не может понять сам себя — и вместе с верой подготовить почву для семян истины» (О пользе веры, 31).

Цель христианской веры, как ее понимал Августин осенью 385 года, совладала с целью его философского мышления. Христос был «Божией Премудростью» — sapientia Dei (1 Кор. 1,24). Для зрелого Августина главную роль играли «сердце», «любовь» и «воля». Однако в первых платонико–христианеких диалогах он отдавал предпочтение «духу и разуму» — mens et ratio. Поэтому на первых порах его «обращение» не привело к более низкой оценке мышления. Только в средневековье philosophia становится понятием науки о познании мира в противоположность теологии как науки о божественном. В течение всей античности — греческой, римской и христианской — философия являлась главным инструментом жизни, ищущей счастья.

***

В IV веке многие писатели представляли Христа и христианство как «истинную премудрость». Христос обладал всеми знаниями (О возд. и отпущ. грехов, II, 29; О борен. христ. 20, 22). Его воля неделима (Рассужд. на Еванг. от Иоан. 60,5). Христос был мудростью Соломоновой, и он был животворящим словом Божиим. Поэтому со временем Августину было крайне трудно провести разделительную линию между философией и религией. Он критикует Порфирия, который не понимает, что Христос — это «истинная премудрость» (О граде Бож. X, 28). Христос был «Словом Божиим» и »Божией премудростью» еще до того, как стал его страдающим на кресте слугой, говорит Августин.

Животворящая мысль Бога суть всех предметов. Об этом говорится уже у Филона и Оригена. Августин полагает, что идеи находятся в «премудрости» или «слове» Божием, в его sapientia или verbum, которые суть сам Христос (О блаж. жизни, 34). Для подобных рассуждений Августина, а позже и Данте, большое значение имела книга Премудрости Соломона. В Библии Иеронима книга Премудрости входила в Ветхий Завет. Однако она выпала из протестанского канона и теперь считается апокрифом.

Позже в вопросе о познаваемости Бога Августин отмечает важное различие между Отцом и Сыном. Отец непознаваем разумом, но Сына, который является истиной и премудростью Божией, разум может постичь как абсолютную истину. Сын сам сделал себя видимым, потому что он есть свет, который дает нам истинное знание (О граде Бож. XI, 2). Подтверждение тому, что Христос есть истина, премудрость и свет, Августин находит в разных местах Писания, особенно в Евангелии от Иоанна.

Сына можно сравнить с бесконечностью цифрового ряда. Он — истина, которая охватывает бесконечное множество отдельных истин. В Псалме 146, 5 говорится: «разум Его неизмерим». Бесконечность Отца, напротив, обладает качественным свойством и родственно числу «один». Он воплощает не только бесконечное множество истин, ^Но является и бесконечно иным. Таким образом Августин представляет сотворение мира как дело Отца и Сына. Это хорошо соотносится с его упорной работой над Прологом Иоанна.

Бог создал мир «через» своего сына, пишет он в раннем письме к Небридию (Письма, 14, 4). С этой точки зрения Пролог Иоанна является не только историей об инкарнации, но и историей о Творении. Да, у Августина картины инкарнации и Творения переплетены друг с другом. Потому что «слово» Божие, Его verbum становится плотью уже при материализации животворящей мысли Бога в начале мира. Здесь Августин приходит в противоречие с платониками. Они стыдятся признать инкарнацию Христа, говорит он (О граде Бож. X, 29). Когда Августин в Милане принял крещение, он принял и христианское учение о мудрости, которое, по его мнению, в конце концов станет полновластным, ибо его содержанием являются мысли самого Бога.

Августин часто ставит читателя в трудное положение, потому что неоднократно, начав рассуждать о чем–то в своих проповедях, письмах и трактатах, не всегда доводит до конца свои рассуждения. Ни один мыслитель не излагает свои мысли так фрагментарно, как Августин. Только читатель начинает верить, что нашел ключ к той или иной части необъятных текстов Августина, как тот на· много лет забывает эту идею, а потом она вновь возникает в его творчестве в каком–нибудь неожиданном месте, и он продолжает развивать ее дальше, но никогда эта мысль не предстает перед читателем последовательно во всей полноте.