Августин. Беспокойное сердце

Бог находится не вовне, ибо Бог — не материя. Бог — это дух; поэтому погруженность в себя, интроверсия и интроспекция — единственный путь к Нему. Духовное скрыто глубоко в душе человека. Все чувственные желания, напротив, отвлекают и мешают ему. Главное — связь между Богом и душой, душой и Богом. Однако Августин не забывает и о христианском долге служить, помогать и прощать.

Из «сбивающего с толку многообразия вовне» (dlstentio) необходимо найти «единство и мир внутри» (intentio). Временное требует растяжения души, чтобы она могла постичь прошлое, настоящее и будущее за один раз (Исп. XI, 26). Но когда душа раскрывается, чтобы понять временное, она тут же становится жертвой смятения, присущего временному. Этому противоположна сосредоточенность на внутренних истинах. Там, когда душа предстанет перед вечными истинами, протяжение временного в прошлое, настоящее и будущее может прекратиться.

Мистика Августина не носит личного характера. Он углубляется в себя не для того, чтобы понять свои чувства или пережить нечто, недоступное другим. Он углубляется в себя, чтобы найти истину, более общую и обычную, чем все то, что он может найти в преходящем мире. Тем не менее, Августин становится едва ли не пленником церковного единства. Он не сразу поймет, что объединение вокруг простых истин, разделяемых многими, столь же ценно, как познание универсальных истин, доступных разуму немногих. Нам представляется, что именно борьба с донатистами сделала Августина христианином в ортодоксальном смысле. Но тогда он уже много лет был священнослужителем.

Глава 15. Память — это путь к истине

Современное понимание личности опирается на явное, но тем не менее странное разграничение внешнего и внутреннего. Оно объясняется особой историей, в которой Августин играет главную роль. Принято считать, что мысли и чувства есть нечто, находящееся внутри нас, что мы обладаем способностями, которые, возможно, могут выражаться во внешнем, находящемся вне нас, мире. Мы полагаем, что в каждом человеке существуют неизвестные силы, неизведанные глубины, что мы, как нам кажется, обладаем природой, которая может проявиться с неожиданной силой.

Не все культуры или эпохи так воспринимали себя. Напротив, подобное самотолкование — особенность современного западного человека Мы убеждены, что несем в себе «личность» подобно тому, как наши тела вмещают другие осязаемые органы. Августин говорит Богу. «Я вернулся к себе самому и, руководимый Тобою, вошел в самые глубины свои: я смог это сделать, потому что «стал Ты помощником моим». Я вошел и увидел оком души моей, как ни слабо оно было, над этим самым оком души моей, над разумом моим, Свет немеркнущий» (Исп. VII, 10; IX, 4). Главная мысль Августина заключается в том, что человек не может раскрыть перед другим человеком свои самые сокровенные глубины, он может раскрыть их только перед Богом (О пользе веры, 23). Путь к самому себе ведет в себя: «Мы пребываем в пути, и путь этот проходит не через внешнее пространство, но через внутреннее, где зло совершенных нами грехов преграждает нам путь, как густой кустарник» (О христ. учен. I, 34). Таким образом граница между внешним и внутренним четко отмечена грехопадением.

В своей книге «Источники «Я». Становление современной личности» (Taylor, С. «The Sources of the Self», 1989) Чарльз Тейлор показывает, что в западном мышлении представления о правильном и неправильном способствовали развитию идеи о тождестве личности. Никто в истории не имел в виду точно того же, что имеем в виду мы, современные люди, говоря «я» и «ты». Когда древние греки говорили: «Познай самого себя!», они подразумевали нечто другое, чем мы, произнося те же слова. У Августина nosce te ipsum означает, что душа должна познать себя, дабы найти свое место — как госпожа тела и как слуга Бога (О Троице, X, 5). Представления об обращенном вовнутрь и обращенном вовне, о внутреннем и внешнем, по всей видимости, были взаимосвязаны с другими идеями и их историей — с личным и общественным, мыслью и речью, чтением и письмом.

Платон требовал, чтобы всем правил разум. Он полагал, что только тогда, когда более высокие части души управляют более низкими, человек может сдерживать себя. Разум создает порядок в смуте. В разумной душе царит порядок, потому что она победила неустойчивые страсти. Разум устанавливает в душе покой и гармонию. Там, где правит разум, у человека появляется некий центр тяжести. Его больше не шатает из стороны в сторону. Ибо желания и страсти не знают предела. Только разум в состоянии определить деятеля и ограничить его.