Августин. Беспокойное сердце

Августин не знает также и «христианской» империи, которую мы узнали со времен Карла Великого. Император для Августина — это христианская душа в языческом теле. Даже эдикт Феодосия о христианстве как государственной религии не мог сделать Римскую империю христианской. Христианское государство как богоугодный порядок еще не известны при Августине. Христианской культуры еще не существовало. Античное общество с его древними прочными традициями еще не утратило силы. Для Августина Римская империя, независимо от личной веры и доброй воли императора, является saeculum: «этим миром».

Идеал, наиболее близкий точке зрения Августина на общество, — это монастырь, который может предвосхитить общество святых и временно заменить христианское общество на Небесах. Число избранных мало, и они получат свои венцы лишь после конца «этого мира». Монастырь предвосхищает общество через познание Бога и «просвещение». Религиозность Августина возникла до раздела между западным, юридически–практическим, и восточным, мистико–умозрительным христианством.

Такие понятия, как «мир», «справедливость», «тираническое высокомерие» — paxjustitia, superbia — станут основными понятиями политического мышления средневековья. Заслуга Августина состоит в том, что он развил христианскую философию истории, исходя из конкретного опыта его собственного поколения. Тот же подход лежал и в основе его «Исповеди» — не абстрактные рассуждения, но метафизика, исходной точкой которой являлся личный опыт. Августин не призывал к дуалистической борьбе между двумя богами или силами света и тьмы. Есть только один Бог, но Он дает своим ангелам и людям полную свободу, то есть свободу падения.

Люцифер извратил «любовь к Богу» (amor Dei) до «себялюбия» (amor sui) и заменил «справедливость» (justitia) «гордыней» (superbia). Гордость — начало всех грехов. Зависть, непослушание и лживость — это все порождение гордости. Два града на земле — отражение двух группировок на небе. Падение Люцифера соответствует суду над непослушными. Диавол завидовал безгрешным людям, живущим в раю, тогда как сам он был низвергнут с небес.

Потому он соблазнил Адама и Еву и заставил их согрешить (О граде Бож. ХI\/, 28; О Кн. Быт. XI, 15).

Любви к Богу противостоит любовь к себе. Эти две формы любви помогают определить противоречия между градом Божиим и градом земным. Тот, кто поворачивается к Богу спиной, обнимает самого себя, и только тот, кто поворачивается спиной к себе, может обнять Бога (Исп. VII, 18). Себялюбие фальшиво, потому что содержит отрицание нас самих и как созданий творения, и как существ временных. Оба свойства подчеркивают, что мы должны искать доброе и прекрасное вне нас.

Себялюбие высокомерно в том смысле, что оно симулирует самодостаточность. Жить, исходя из себя, жить по плоти уже по своей сути означает фальшивую любовь. Amorsui, или «себялюбие», наслаждается тем, чем следует пользоваться, и пользуется тем, чем следует наслаждаться. Оно показывает, что человек любит мир и временное вместо того, чтобы любить Бога и вечное. Только Бог может и должен любить Самого Себя, ведь Ему не надо искать чего–то хорошего и лучшего.

Все грехи неотделимы друг от друга; поэтому все постыдное возможно для того, кто открыл свое сердце искусителю. В полемических сочинениях средневековья политические обвинения часто бывают надуманными. Зато предпринимается все возможное, чтобы показать связь своего противника с Люцифером. Зло не имеет градаций. Человек принадлежит либо Богу, либо Диаволу. Протянувший Диаволу мизинец уже оказался в компании с Каином. Civitas diaboti — «град Диавола» — появился на земле вместе с Каином. Потому что Каин следовал людским заповедям и жил по законам плоти. Авель же, напротив, жил в согласии с заповедями Бога и духа (О граде Бож. XV, 1). Странствующий пастырь Авель был господином над животными. Живущий на одном месте земледелец Каин был господином над людьми.

Иисус — это новый Адам. Он заложил основы Церкви, которая представляет собой избранников Божиих, возвращающихся к своим истокам и изначальному послушанию. Августин не знал о «градах» в современном значении, он говорит о единстве или «царстве» в библейском смысле, ибо то, что мы мистическим образом называем двумя градами, есть два сообщества людей, говорит он. Без сомнения, это учение оказывает влияние на Августино во понятие церкви. Иерусалим — это центр града Божия и образ мира. Вавилон — центр града Диаволова и образ анархии и хаоса. Но град Божий не есть некий институт, в который можно войти. Это цель земного странствия пилигрима. Объединение избранных с другими избранными совершится только в конце истории. Объединение произойдет только у цели.

***